История эта началась в середине девяностых, когда мы с мужем, промыкавшись семь лет по съёмным квартирам, наконец-то купили своё жилье. Нам повезло, квартиру продавал приятель моего супруга, который согласился чуть отсрочить оплату и даже помог с переездом.

Для меня это был дворец. Центр города. Четыре комнаты, пусть и небольшие, четвёртый этаж кирпичного дома. Сказка! Мечта!

Человек я довольно замкнутый, и потому, хоть любезно здоровалась при встрече на лестнице с новыми соседями, в отличие от моего коммуникабельного мужа почти никого в доме не знала. Он же за первый месяц перезнакомился со всем подъездом, знал каждого в лицо и по имени. Все сведения, о живущих рядом, я черпала от него, и неудивительно, что именно он рассказал мне печальную историю Светланы Файзуллиной, нашей соседки с пятого этажа.

История эта была обычна для девяностых. Любовник Светланы уговорил её сдать квартиру в залог под какую-то ссуду банку. Закончился гешефт плохо: то ли любовник удрал с деньгами, то ли просто что-то у них не вышло, но банк теперь выселял Светлану.

Я искренне пожалела бедняжку, хорошо зная, что значит мыкаться без своего жилья. А через несколько дней, вернувшись из командировки, узнала, что Светлану из квартиры уже выдворили. Муж рассказал, что при выселении она рыдала, цеплялась за дверь, кричала, что никто в этой квартире всё равно никогда жить не будет, прокляла всех, кто туда вселится. Я только вздохнула, мысленно представив себе эту неприятную сцену.

Через год я осталась вдовой. Ну, такова жизнь, ничего не поделаешь. И, наверное, за последующие годы история чужой беды забылась бы, если бы не одно странное обстоятельство.

Первые пару лет в квартире надо мной никто не жил: не слышно было ни шагов, ни каких иных звуков сверху. Но потом появился новый хозяин. Появился, громко топая, прошёл по залу. Вышел на балкон, покурил там, сбросив пепел и окурок мне на перила, и тут же исчез.

И квартира на год замолчала.

А через год оказалось, что она перепродана. Новый хозяин затеял громкий ремонт: гремел перфоратор, тряслись стены. Бра у меня в столовой свалилось со стенки и вдребезги разбилось. Потом в ванной потоп был: залил меня треклятый ремонтник. Но суть не в этом, а в том, что, отремонтировав квартиру, этот новый хозяин тоже исчез неведомо куда!

Через три года молчания в квартире появился гигант большого секса. Сутками напролёт тряслись пружины кровати. Причём и днём, и ночью. Удивлённая выносливостью мужика, я рассказала об оном супермене подругам, которые у меня всегда по пятницам собирались на кофе. И только поведала я им о новом соседе, как пружины снова заскрипели. «Вот, сами можете убедиться», – говорю подружкам.

Тут, правда, оказалось, что я маху дала, ибо одна из подружек, прислушавшись к тем эротическим звукам, напрямик мне и рубанула: «Дура ты, дорогуша! Какой сексуальный маньяк? Это же вязальная машина «Brother» работает!»

Ну, что же, Brother так Brother, ошиблась я, значит. Но и вязальная машина недолго над головой у меня скрипела. Через месяц всё стихло – и снова на пару лет. Временами, однако, квартиранты появлялись, но ни один, кажется, и трёх месяцев не продержался.

Вы можете, конечно, спросить: «А с чего ты-то в чужие дела нос совала? Говорила, что тебе до соседей дела нет! Так что тебе тогда за дело, кто там жил и как?!» А объясняется на самом деле всё просто. Квартирка эта проклятая располагалась аккурат надо мною, на пятом этаже пятиэтажки. И каждый год с наступлением отопительного сезона начиналась одна и та же канитель. Для отопления стояков на всех пяти этажах надо было спустить воздух в батареях на пятом – в той самой треклятой квартирке, иначе на всех этажах батареи холодные стояли. И потому-то и приходилось звонить в домоуправление, искать хозяина, требовать прийти и спустить воздух из труб.

Одно время, года три, всё было просто прекрасно: очередной хозяин оставил нам дубликат ключа. Заходили мы, сливали воду и сидели в тепле. Но потом ключ снова забрали, потому что квартиру опять перепродали. Однако жильцы туда не въехали, и над моим потолком снова воцарилась тишина.

В итоге хата эта чёртова в общей сложности пустовала… двадцать два года.

Нельзя сказать, что я – мистик. Нет того и в помине. Но, вспоминая рассказ покойного мужа о Светлане и её проклятии, не знала, что и подумать. Рассказы о «нехороших квартирах» я, конечно, слышала, но сама с подобным столкнулась впервые. Заходя же в эту квартиру, насколько помню, ничего особенного не чувствовала: светлая, пустая, шаги гулко отдавались во всех комнатах, так же гулко звучали в ней голоса, свет ровно лился из незашторенных окон, комнаты казались просторнее и больше, чем у меня, а все подоконники и полы были покрыты ровным слоем серо-белой пыли. Но ничего мистического там не было.

Однако два года назад проклятию пришёл конец. Квартиру купила женщина лет сорока с десятилетним ребёнком. Придя к ней, как обычно, в октябре с просьбой продуть батареи, я ахнула: в квартире был прекрасный ремонт, мебель в стиле ампир, дорогие белые ковры, модные обои, портьеры, как с картинки, всё сверкало чистотой. Ну, слава Богу, подумала я, человек, столько вложивший в своё жильё, конечно, никуда не уедет. Наконец-то нормальные соседи! Мы даже познакомились. Новую соседку Людмилой Свиридовой звали.

При этом я почему-то решила, что проклявшая квартиру Светлана, которой в девяностые было, как муж говорил, чуть за сорок, наверное, уже умерла. А вместе с ней кончилась и сила проклятия.

Не кончилась. Ничего не кончилось. Новый октябрь подул ветрами, я позвонила в квартиру наверху и обомлела: мне снова открыл квартирант, за спиной которого была пустая прихожая и зал с раскладушкой! Ни мебели в стиле ампир, ни белых пушистых ковров, ни дорогих портьер. Ничего. Да что же это, а?

Всё бы ничего, хорошо хоть, было кому воздух из труб спустить. Но вся эта многолетняя волынка порядком меня удивляла, и я рассказала на работе, что моя соседка с пятого этажа, сделав великолепный ремонт и завезя шикарную мебель, не прожила в квартире и года. И тут, к моему изумлению, оказалось, что Людмила – довольно известный в городе человек, работала в мэрии, а уехала из-за беды: у сына нашли лейкемию.

Оторопела я, признаться. До того мне и в голову не приходило поинтересоваться, с кем из моих недолгих соседей что сталось. Я и в лицо только троих знала, а по фамилии – двоих: того, что ключ нам оставлял, и того, из-за ремонта которого плафон разбился.

Городок у нас маленький, а у меня, журналиста, за двадцать лет работы связей накопилось немало. Навела я справки. Оставлявший нам ключ давно умер от онкологии, а второй хозяин погиб: на мокрой трассе занесло. Тому уже лет десять. Но это, конечно, совпадения. Хозяев у этой проклятой квартирки, которую я иначе, чем «Садовая, 302-бис, квартира 50», уже не называла, десятки были, всех не разыщешь и не проверишь.

Расспросила я зато тётю Тамару, семидесятилетнюю старушку, жившую в нашем доме со дня основания. Помнит ли Светлану с пятого этажа? Оказалось, прекрасно помнит. «Семья у них раньше была – родители, Светлана и младший её братишка. Но родители потом переехали в Ставрополь и там в аварии погибли, брат Светланы здесь погиб: руку ему в какой-то станок затянуло. Она одна осталась, ссуду в банке под какую-то шерсть взяла да прогорела. А что квартира пустует столько лет, я тоже заметила. Но едва ли это от Светки пошло. Там вся семейка странная была. Хотя… кто его знает…»

…Вчера, в первый день весны, в квартирку наверху въехали новые жильцы. Семейная пара. Молодожёны. По вечерам сверху – смех, топот, гам. Сказать я новым жильцам ничего не решилась: не поверят, сочтут, что весеннее обострение у тёти, не иначе. А у меня с головой всё в порядке. Зачем мне лишние проблемы?

И всё же странно…