Родилась Елена Макаровна Черкасова в 1936 году в станице Кардоникской. Когда малышке исполнился годик, ее отец, Макар Куприянович Вильхов, первый председатель тамошнего колхоза имени Сталина, был арестован и одним росчерком пера зловещей «тройки» НКВД приговорен к расстрелу. Станица бурлила: как, за что можно арестовать человека чистых помыслов и надежд, донельзя принципиального. Но разве в те времена не было достаточно одного предлога, навета, чьей-то вражды, чтобы попасть в волну репрессий? Приговор чекисты привели в исполнение в Микоян-Шахаре…

Эта трагедия привела маму Елены, Ксению Максимовну (далекая от политики, она по-женски интуитивно задолго до гибели мужа ощущала приближение беды), к нервному срыву и к внезапно развившимся тяжелым припадкам эпилепсии…

– После болезни мамы все резко изменилось, – вспоминает Елена Макаровна, – меня стала забирать к себе домой то одна мамина сестра, то другая. По малолетству я даже не всегда понимала, кто есть кто. Отчетливо знала лишь бабушку Евфимию Кондратьевну. Помню ее рассказы о том, что зажиточная семья Романенко – девичья фамилия моей мамы – была родом из Украины, из села Перекати-Поле, а впоследствии перебралась в станицу Кардоникскую охранять казачьи кордоны. В детстве я была, как говорила бабушка, бандиткой с большой дороги, по сравнению с которой даже лихие казачата отдыхают…

Когда Лена перешла в десятый класс, ее забрала к себе еще одна сестра матери, которая жила в Кисловодске и работала врачом. Лена часто бегала к тете на работу и все время рвалась помочь медсестрам, санитаркам. Все это было для души, а не с прицелом на будущую профессию, тем не менее Вера Максимовна, не раз наблюдавшая эти порывы, настояла на том, чтобы девушка поступила в медицинское училище.

– Они были удивительные люди – и мама, и тети, и бабушка. У них разнились судьбы, житейский уклад, но была схожесть в одном. У них было то, что мало в ком есть сегодня, – устои. Контроль, дисциплина и скромность, – рассказывает Елена Макаровна. – Вера Максимовна вообще занудина была, с утра до вечера я только и слышала от нее: «Выдалась свободная минутка, читай. Вот смотри, что у меня есть, «Вересаев. Пушкин в жизни», или слушай Чайковского, особенно его виолончельные вариации на тему рококо», и так далее.

Елена читала так много, принося в жертву новому увлечению возрастные забавы, что стала такой романтичной натурой, которая предпочла работе в одном из санаториев Кисловодска Эльбурганскую больницу в Хабезском районе. Работа в глубинке, сопряженная со всей полнотой ответственности за человеческие жизни, увлекла ее не на шутку.

– Вполне возможно, я бы осталась работать в Эльбургане навсегда, – смеется Елена Макаровна, – вышла бы замуж за хорошего парня-черкеса (уж больно полюбились мне черкесы – гостеприимные, внимательные, чистоплотные)…

Но тут в больницу попал Михаил Черкасов. Сам он родом был из Микоян-Шахара, а в Эльбургане на тот момент что-то ремонтировал. У молодых вспыхнул роман, который привел к браку.

Квартирного вопроса перед молодыми, как такового, не стояло. Поначалу они жили в доме при ГЭС, затем около тридцати лет – в трехкомнатной квартире с подселением в центре Микоян-Шахара, доставшейся от родственников. Столько же времени Елена Макаровна проработает в детском отделении ЦРБ.

– По тому, как Лена возвращалась с работы, утомленная до крайности, но всегда с радостным, удовлетворенным выражением лица, можно было определить, как прошел ее рабочий день, – до сих пор вспоминают ее бывшие соседи Канаматовы, Глоовы, Ортобаевы. «Утомленная до крайности» – не преувеличение, с заведующей детским отделением Валентиной Зарубиной Черкасова как самая опытная медсестра нередко пропадала в отделении сутками. Про них говорили, это две половинки одного целого, имея в виду их профессионализм. Более того, старожилы ЦРБ частенько вспоминают один случай. Однажды Зарубина не смогла прийти на планерку по причине болезни, и тогдашний главврач больницы Джагафар Локманович Ногайлиев сказал: «Пока доктор не поправится, пусть на планерки ходит Черкасова. Опыта и знаний ей не занимать».

– Валентина Владимировна была врач от Бога, – рассказывает Елена Макаровна, – великолепный диагност, она с одного взгляда могла распознать, чем болен ребенок – корью или ветрянкой, чем вызваны колики в животе и так далее… Я многому у нее научилась и работала, всегда готовая к любой неожиданности, не зная, что такое больничный лист, за редким исключением. Но пришел момент, и у меня началась жуткая аллергия на пенициллин. Отекали лицо, глаза, чесались руки… Ногайлиев отправлял в корзину мои заявления одно за другим: «Не дам оголить детское отделение!» И все же я уволилась.

Отдых отчетливо замаячил в перспективе судьбы Черкасовой, но включение в работу на все сто процентов стало такой жизненной необходимостью, что она решила сменить профессию и устроилась в отдел сбыта инструментального завода машинисткой. Через два месяца ее вызвал к себе директор завода Владимир Шунгаров и сказал: «Думали, не узнаем, какой ценный кадр у нас объявился на заводе? Позвольте вас проводить до нового места работы – фельдшерского пункта…»

– Конечно, это было не мое: работа «не бей лежачего» – кто-то порезался несильно, кто-то загрипповал, кто-то просто зашел померить давление, и потому я даже с каким-то облегчением вздохнула, когда услышала, что завод закрывается, тем более что меня уже не раз приглашали на работу в детскую инфекционную (трихофитийную) больницу.

И вновь дети, только лечащиеся месяцами в полной изоляции от родных, от дома. С этими детьми, обостренно воспринимающими свое обособленное положение, Елена Макаровна превратилась в слух, чтобы вовремя выслушать и услышать ребенка, не пропустить что-то важное в его поведении, настроении, самочувствии.

Эта работа стала для Черкасовой не только интересной, но и своего рода благотворительной. Она могла запросто в свободное от работы время связать носки для малышей, встать задолго до рассвета и испечь торт для того или иного именинника… А уж как тянулись к ней дети!

– Многие дети и их родители после выписки из больницы писали маме письма, – рассказывает дочь Галина, – и неудивительно, потому что, где бы мама ни работала, она не только успевала быть профессионалом, но и заботливой мамой, бабушкой для больных детей, и главное, при этом мы, ее собственные дети: я и Гриша – никогда не ощущали недостатка в материнской любви.

Был опыт работы у Елены Макаровны и в психиатрической больнице на Кубрани.

– Не без опаски некоторой, конечно, но прихожу к главврачу, а в кресле сын незабвенного Джагафара Локмановича Ногайлиева. Еще говорят, что в тени большого дерева ничего не растет. Неправда. И отец – мир его праху, и сын Казим Джагафарович – очень яркие, талантливые, сердечные люди. Я работала медсестрой в мужском отделении. И вот однажды в мое дежурство один больной совершил побег. Он вылез через форточку невообразимо маленьких размеров в туалете абсолютно голым и просто испарился в никуда, его нигде не могли найти персонал, милиция. Вызывает меня тогда к себе Казим Джагафарович и безо всякой назидательности, гнева в голосе говорит: «Поезжайте, Елена Макаровна, в Курджиново, к его матери, больше чем уверен, завидев вас, он даст о себе знать…». В родительском доме Ваня не объявлялся, как выяснилось, но спустя время пришел в больницу сам… Оказывается, он добрался до какой-то фермы как был, то есть в чем мать родила, там его приютили, дали работу, снабдили деньгами, когда он решил проведать мать. После визита к матери Ваня пришел в больницу. Да-да, пришел… в трусах и босиком, и с порога: «Вам не влетело из-за меня, Елена Макаровна?» А я только и могу спросить: «Почему в таком виде?» «Спрятал под камнем по дороге, – отвечает, – вдруг еще пригодится». Вещи ванины нашлись, правда, бежать он больше не пытался, во всяком случае при мне…

Когда в 1993 году из жизни ушел Михаил, Елена Макаровна взяла небольшой тайм-аут, потому что без него жизнь в доме как-то расшаталась, словно выбили из нее самое важное, самое светлое. Дочь была всегда рядом. Вернулся домой из Петропавловска-на-Камчатке сын Гриша, где он более десяти лет проработал электриком на торговом судне, и привез семью: жену и дочь. Посовещавшись, дети Елены Макаровны обменяли ее квартиру с подселением на равную, но без довеска. Жена Гриши будет уговаривать мужа переехать в Брянскую область, откуда она была родом, но сын мать не оставит… Это придаст ей сил, и Елена Макаровна вновь берется за работу. Она идет работать в стационарное отделение ЛФК (лечебной физкультуры), которым, не поверите, заведует Лидия Локмановна Ногайлиева, родная сестра Джагафара Локмановича и тетя Казима Джагафаровича.

– Я стала заниматься лечебной физкультурой, в частности лечебной корригирующей гимнастикой, с детьми, у которых наблюдались отклонения в физическом развитии – сколиоз, плоскостопие, юношеский остеохондроз и так далее, и именно тогда поняла, что вдохновение, энергия неподвластны возрасту. Это был такой яркий период моей жизни, я вместе с детьми делала разминку, упражнения, лежа на спине, на животе… Мы слушали музыку – свой проигрыватель, чтобы веселей было работать и заниматься, подарил нам Гриша. Кто бы знал, как мне теперь его не хватает…

Пять лет тому назад Григория не стало, не вынесла мать этой беды – разбил микроинсульт. После выписки из больницы, где она пролежала почти месяц, правая рука и нога абсолютно не слушались Елену Макаровну, но она не сдавалась.

– Я вычитала еще давно у профессора Амбодина-Максимовича – это тоже из книг моей тетушки: «Старайтесь, чтобы ни один день не был без телодвижения. Тело без движения подобно стоячей воде, которая плесневеет, портится, гниет» – и стала заниматься собой через силу. Убежит Галя, приготовив мне завтрак на работу, я подтягиваю стульчик и давай разрабатывать то руку, то ногу. Дальше – больше. Научилась сидя пылесосить, протирать подоконник, поливать цветы, включать стиральную машину… А вскоре сама стала ходить по магазинам, посещать еженедельно кладбище, где покоятся муж, сын, мама.

Да-да, Елена Макаровна забрала свою маму у сестер и досмотрела до самой смерти. Ксения Максимовна умерла в возрасте 87-и лет.

Эту хрупкую, изящную до миниатюрности, набожную старушку можно часто видеть в церкви, она очень любит свою семью и любима в ней.

– После смерти Гриши мне часто думалось, как же жить дальше, зачем жить, да еще в таком возрасте, если впереди никакого просвета, но, оказывается, есть, есть в жизни моменты щемящего счастья. Это когда каждый день в твою дверь громогласно вваливается внук Эдик, дабы справиться о твоем здоровье после работы, он работает инженером в «Горгазе», шлет письма из Брянска внучка, дочь Гриши, а правнучка Олеся пошла по моим стопам и учится в мединституте. А для полного счастья на этой земле мне бы узнать, где предали земле тело моего дорогого отца…