Продолжение. Начало ч 1, ч 2, ч 3, ч 4, ч 5, ч 6.

Озеро в кратере

Термальные источники находились в густом тропическом лесу со звенящими водопадами, и нежиться в них было просто блаженством. Но расслабляться пришлось после подъёма к вулкану Чато, в разрушенном кратере которого образовалось изумительное изумрудное озеро.

До подножия Чато нас довезли на каком-то рыдване. Склоны вулкана были полувертикальны, но гид торопливо сказал, что только он один знает более пологий подъём. Отступать не было смысла – прозорливый латино предусмотрительно взял деньги наперёд, выдав взамен по занюханному квитку.

Поднимались на высоту чуть более километра, но все прелести восхождения вкусили в полной мере: отступления, падения, измазались липкой грязью, что было неудивительно в таком влажном лесу. Одолели три яруса – джунгли, туманные лес и лавовые поля. Застывшая лава была чёрная, ноздреватая, с острыми колкими краями.

Озеро, вдруг глянувшее из густых влажных зарослей зелёным оком со лба опрокинутого вулкана, светилось нереальным химическим цветом и было таким неправдоподобным и завораживающим, что вначале испугало своей сюрреалистической красотой. Зелёный цвет концентрировался во всем – в листве, воде, воздухе, даже ветерок был с зеленцой. А может, поднимались в высокое небо кислотные пары озера фисташкового цвета?

Невозможно передать своё состояние на краю кратера, на зыбкой тверди, на стыке времён и географических пластов, в многомерной прострации – с неспособностью осмыслить и принять происходящее. Непроницаемый зелёный омут манил заворожённого путника в свои губительные бездны.

Впрочем, гид не позволил никому зачароваться до такой степени.

– Купаться запрещено! – категорически заявил он, когда два безудержных испанца ринулись к воде. – Вода здесь токсична из-за испарений вулкана.

Соврал каналья, но иначе как бы он заманил нас к горячим источникам?

– Грязные мы, – вяло возразили андалузцы, не сводя поплывшего взгляда с застывшего зелёного омута внизу. Но резкий голос гида, опробованный на сотнях туристов, околдованных чарами озера, буднично и трезво врезался в наше забытье:

– А для этого – термальные источники. Целебные, между прочим! К ним поедем на машине.

Ну, целебные или нет, но прыгали мы в них после скользкого спуска прямо в мокрой грязной одёжке, утомившиеся и счастливые, и млели в тёплой пузырящейся воде. Гид тоже размяк, еще более довольный, что за полсотни долларов с носа отвёл доверчивых туристов к вулкану и бесплатным источникам.

Правда, всю дорогу к вулкану он старался вовсю – ловил каких-то козявок, указывал на действительно красивых птиц – танагр и на пёстрых попугаев, тыкал в маленьких мартышек, грозился нападением огромных воющих обезьян – кузенов снежного человека и обещал показать необычайно красивую птицу кетсаль, одну из самых редких птиц в мире. Увидеть ее – большая удача. Кетсаль, попадая в неволю, убивает себя. Ацтеки и майя считали её священной птицей. Недаром национальная валюта Гватемалы называется кетсаль.

Раз гид замер и молча вскинул руку. Высоко на дереве сидел тукан – чёрный, почти теряющийся среди ветвей, если бы не огромный ярко-оранжевый клюв. Тукан для тикосов – еще один символ, поэтому всякие сувениры, изделия, картинки, изображающие тукана, встречаются так же часто, как и поделки с красноглазой лягушкой и неуклюжими черепахами.

Замечу на полях, что на экскурсии лучше ходить с гидом, даже с таким пройдохой, как наш, потому что нетренированным глазом невозможно увидеть столько диковин, которые зачастую находятся под самым носом. Гид знает, какая территория у каждого животного или птицы, за пределы которой они практически не выходят, укажет, куда смотреть, кого не трогать. Например, разноцветных крошечных, размером с напёрсток, лягушек, контакт со шкуркой которых может убить. Индейцы это знали очень хорошо. На английском эти лягушки называются poison dart frog, что значит «лягушка ядовитая стрела». Как говорится, без комментариев.

С лёгким стрекотанием над цветами, почти сливаясь с ними в окрасе, выполняя немыслимые пируэты, проносились колибри, которых я сначала приняла за бабочек. Эти крошки были совершенные воздушные эквилибристы, выполняющие самые неожиданные пируэты: они взлетали вертикально, падали вниз головой, летели задом наперёд, маленькими пропеллерами зависали в воздухе и часто с писком и треском налетали друг на друга – дрались за территорию. Они вообще очень прожорливые и драчливые, объяснил гид, постоянно охраняют свои владения, и нарушение воздушной границы и нелегальный влёт в чужие владения неизменно заканчиваются боем. Время от времени дерущиеся отлетали, чтобы подкрепиться, и на лету впивались длинными тонкими клювами в томно распустившийся цветок, вливаясь в тропическое многоцветие другим красочным узором. Клумба вспархивает и садится на другую клумбу.

– Летающие цветы! – сказала я, выбив слезу у чувствительных латиносов из группы, хотя только больная голова могла назвать цветами этих изумрудно-зелёных пташек.

По легенде, один из вождей ацтеков погиб в бою – и тут же обратился в зелёного колибри. С тех пор индейские вожди использовали их изумрудное оперение для своих плащей, а появление этих колибри расценивали как добрый знак свыше.

В программе еще была прогулка с короткими маршрутами по высоким подвесным мостам, по которым мы пошли смотреть на поля лавы от разных извержений. И умеют же красиво подать! Обыкновенные кладки по-нашенски. Идти по такой кладке было страшновато, она постоянно кренилась в обе стороны, и народ судорожно цеплялся за железную сетку, со страхом и любопытством вглядываясь с перекошенной высоты в струящиеся паром джунгли.

Под занавес был заход к голубой речке, с гор по камням прискакавшей в джунгли – она берет начало с вулкана Ареналь и отрогов Сьерра-Чато. Но ведь это можно увидеть бесплатно! Вот вам и открытые тикосы… Увы, туристический бизнес везде одинаково алчен.

– Ну как? – гид искательно вглядывался в наши лица, искал, наверное, в них те же блики и солнечные зайчики, обильно рассыпанные вокруг солнцем и водой. Народ, естественно ахал, опять лез в тёплую воду, фотографировался.

Я тоже щёлкала во все стороны своим заезженным «Сони», скептичная и страдающая. У нас в ущелье Учкулан-ичи и река норовистей, и вода слаще, и струя прозрачней, и воздух чище, и заманух больше. Только не развита наша курортная инфраструктура, и никого это не волнует. А потому никто, кроме местных, не увидит заповедную красоту моего горного края. Никто не прыгнет восторженно в ледниковую речку и тут же, обожжённый холодом, не выскочит, не вдохнёт животворный воздух, густо настоянный на хвойной живице и альпийских травах, не сунется под колючий барбарис за одинокой сладкой земляникой, не уронит случайно страничку из блокнота, всю в восклицательных знаках – и идущие следом экологи не подберут этот измятый, исчёрканный листок.

Мои соплеменники! Бизнесмены! Сделайте хоть один дикий уголок Карачая природоохранной зоной! Я буду первая, кто подберёт нечаянно оброненный конфетный фантик!

Впрочем, я это делаю всегда.

Тёмным тёплым вечером, раскинувшись в плетёном кресле у кромки бассейна, под звёздным – почти как в моем родном Учкулане – небом, прокручиваю проведённые здесь дни. Все бы хорошо, да только как действующий вулкан Ареналь всего лишь живец, этакая приманка для лохов-туристов. Горячая лава растекается только на фотобуклетах.

И тут что-то гулко и страшно бухает, и становится жутко. На аттракцион это не похоже. Грохот повторяется, и я слышу крик хозяина отеля:

– Ареналь!

Выскакиваю вслед за ним на улицу. С конуса Ареналя струятся змейки дыма, и тоненькие красные ниточки тянутся по склону горы и производят красивое и жуткое впечатление, хотя огненные всполохи не озаряют окрестности. Не может быть!

– Сеньор Хорхе! Неужели это лава?

– Это редкая удача – увидеть извержение вулкана, – важно изрекает сеньор Хорхе и невозмутимо пыхтит сигарой. – Тебе посчастливилось!

Много лет Коста-Рика занимает верхние позиции в списке самых счастливых стран мира, но о счастье здесь говорить не принято. Для тикосов это естественная форма существования, изначальное органичное состояние, не подверженное никаким внешним метаморфозам. Даже здесь, у самой кромки вулкана.

– Ты счастлив, сеньор Хорхе?

Вспыхивает в ночи сигара ядовитым рдяным огоньком, перекликается с огненными слезами вулкана. Безмятежен и покоен сеньор Хорхе:

– А как же!

Продолжение.