Эти две семьи жили по соседству – дом к дому – на одной улице в поселке Орджоникидзевском. Руслан был единственным сыном в черкесской семье, Федя – одним из пятерых сыновей большой осетинской семьи.

Отец Руслана не мог прожить без работы и дня и к делу своему, сначала шахтерскому, потом – лесному, относился очень серьезно и добросовестно. Мухарбий и Роза души не чаяли в своем единственном сыне, мечтали видеть его или хирургом, или педагогом, как мама, и собрали для него еще с детства такую большую библиотеку, что вся улица ходила за книгами не в поселковую библиотеку, а к ним домой…

Сын рос, росли потребности, и родители покупали ему все, что бы он ни попросил. Любую способность его старались развить, любое увлечение поддержать. Мальчишкой Руслан был не жадным, зная, как тяжело приходится в семье Феди пацанам, мог запросто предложить поносить или отдать насовсем кому-нибудь из пятерых братьев одежду, обувь…Вот только в той семье все обстояло по-другому. Там работали в семье все – и родители, и сыновья. Причем брат поднимал за собой брата, старший – среднего, средний – младшего, младший – последних… Впрочем, соседи говорили, что в этой осетинской семье передача духовных богатств шла год за годом постоянно от деда к отцу, от отца к сыновьям, даже если порой из-за более чем скромных средств мебель в доме заменяли коробки.

Друзья окончили школу, и если Федя сразу же устроился на работу, в распределении обязанностей в семье его друга Руслана ничего не изменилось: родители работали в поте лица, зарабатывая деньги, а сын их тратил, как хотел…

Федя отслужил, Руслана в армию не взяли вроде как из-за плоскостопия, но всем было ясно, что опять расстарались родители. Вернувшись из армии, Федя тут же пошел работать охранником в частную фирму, Руслан к тому моменту был студентом одного из республиканских вузов.

– Как он учился, можно было только догадываться, потому что через день приезжал выколачивать деньги у своих чрезмерно его любящих, но таких слабовольных родителей, – рассказывает Фира, мать Феди, – жалко было на них смотреть. На помощь Розе приехала ее мама из аула. Бабушка мужественно подставила плечо дочери, почему мужественно – мы поняли спустя время. Оказывается, у Розы было онкологическое заболевание, несмотря на которое, она продолжала работать, вот и вела бабуля с утра и до вечера, то есть до прихода дочери и зятя с работы, напряженную жизнь многостаночницы – стирала, убирала, готовила, в огороде возилась, за живностью смотрела.

– В один из дней я не вытерпела, – продолжает свой рассказ Фира, – и попеняла Руслану: «Сколько можно бездельничать? Самому не стыдно, так хоть родителей пожалей». В ответ на мои упреки Руслан, который был мне как сын, потому что друг Феди, потому что мне приходилось его не раз нянчить вместе со своим сыном, нехотя процедил сквозь зубы: «Я что, преступление совершаю, если не работаю? Я кого-нибудь убил, ограбил, оскорбил?» Роза горой встала за сына, более того, мы больше месяца не общались. Погруженная в последнее время в изучение гороскопов звездных траекторий и зависящих от них причудливых изломов сыновней судьбы, она свято верила, что его ждет счастливое будущее, поскольку он наследует не только движимое и недвижимое родителей, но и богатенькой бездетной тети, родной сестры Розы, которая жила в Нальчике, а также немалые дивиденды принесет имущество стариков, у которых Роза была единственной дочерью.

Астрологи, гадалки, знахари, к которым она ездила из-за своих болячек, как щедро обнадеживали, так и обирали бедную женщину, все беды которой и принесла ей чрезмерная любовь к сыну…

Разве не так? Разве можно отказать в истине тому, что существует тысячи лет? А именно тому, что стремление к труду в ребенке заложено самой природой. Еще не научившись на свете очень многому, он уже пытается подражать взрослым, и первые попытки его на этом поприще – это желание строить, шить, убирать, лечить… А в семье Руслана естественное стремление к труду убили сами же родители, демонстрируя перед всеми любовь, нежность и заботу о сыне, не понимая, что обратная сторона этой непомерной заботы – воспитание эгоиста. И что этот ребенок, когда вырастет, будет смотреть на труд как на наказание и всеми силами бороться за свободу. Причем самыми разными способами.

А время шло, и чем дольше, тем больше Руслана захватывал мутный водоворот сомнительных удовольствий, и тем чаще из мутных глаз угасающей матери сбегали на исхудавшие щеки стайки прозрачных слезинок, каких-то чистых, детских, беспомощных…

Федя, как мог, старался образумить друга, но все было без толку, зато тетю Розу навещал каждый день. Возможно, ей неприятно и больно было, что он видит ее такую, но когда он утирал эти чистые капли своими тяжелыми ладонями с ее лица, она прижималась к ним и тяжко вздыхала: «Ну, почему ты не мой сын? Почему мой сын не такой, как ты?»

И только лишь когда Роза попала в онкодиспансер, она погрузилась в зыбучий песок равнодушия….

– Когда матери не стало, – рассказывает Фира, – на отца и сына было больно смотреть. Потерявшие присутствие духа, они были как две бездомные собаки на осеннем пронизывающем ветру, которые прижимаются друг к другу в пугливой безнадежной тоске…

Но уже через месяц из дому вышел прежний Руслан. Модная стрижка, шикарный костюм, очки в дорогой оправе… Вот только по-прежнему уже ничего не было. В Черкесске, где у него были своя квартира и, надо полагать, определенный круг друзей, к нему относились уже не только без всякого пиетета, но и с плохо скрываемым неуважением… А в родном поселке парень стал часто видеть брезгливое пожимание плечами соседей… С детства обладая очень живой и сильной восприимчивостью, ведь раньше он имел вес и сам по себе, а в особенности, как отпрыск богатой семьи, а теперь кто его знает, как повернутся дела, Руслан не мог всего этого не почувствовать, а тут вдобавок неожиданный поворот в отношениях с отцом.

– Мухарбий больше сыну денег не давал: «Мы сделали все для того, чтобы ты вырос полноценным человеком. И я думал, ты вырастешь, как сыновья Фиры, человеком, на которого можно положиться, а ты стал источником беспокойства, нескончаемых непредвиденных трат денег, и, под конец, смерть матери на твоей совести.

Так что… Прости, но я тоже стою на краю зимы. И боюсь, что на моих поминках с твоим поведением людей нечем будет даже помянуть. Ищи работу». Но на работу его нигде не брали, – рассказывает Фира, – сколько раз за него просили Федя и отец, органическая невозможность работать, хотеть работать, уметь работать, которая была видна невооруженным взглядом, отпугивала работодателей. В одном месте, рассказывал Федя, когда они пришли проситься на работу, работодатель с таким ужасом сказал: «Кого ты привел? Да у него же такая репутация!», точно у Руслана СПИД и рак вместе взятые, поэтому, однажды уловив по телефону непривычный растерянный голос Руслана, я почувствовала неладное.

Фира Амырхановна тотчас позвонила Федору, которого в свою очередь насторожило другое. У друга детства в отношении к людям появилась преувеличенная подозрительность и недоверчивость, и вскоре этот нервный напряженный и в то же время рассеянный далекий взгляд серых глаз рассеял все сомнения психиатров…Шизофрения.

– Федя бывает у Руслана еженедельно, бывает, два раза в неделю наведается и говорит: «Мама, я верю, что Руслан вылечится. Вчера он, как всегда между своими запоями, положил мне голову на плечо и сказал: «Неужели счастье для меня уже в прошлом и никогда не повторится? А может, осенний запах да эти мрачные стены так будоражат душу и заполняют ее такой жуткой, ни с чем не сравнимой тоской и страхом?». Может ли так, мама, рассуждать человек, рассудок у которого повредился?», – спрашивает сын то и дело. А вот вы лично как думаете? Насколько мне известно, вы в прошлом медик.

Окончена статья, а все сидишь и думаешь над ней. Особенно над вопросом, который в конце нашей встречи мне задала эта простая, но такая добрая, такая благородная женщина, собственно, по просьбе которой мы и встретились. Что я могла ответить? Только одно. Все чрезмерное, на мой взгляд, может повредить, исказить человеческую душу, в особенности горячо, но неумеренно любимую детскую душу…