Источник — Фото из семейного архива

Марию Васильевну Датиеву знаю не первый год, и постоянно поражаюсь тому, как в этой добросердечной, гостеприимной женщине, которой в минувшем году исполнилось 95 (!) лет, сохраняется тот авантюрный дух, который был присущ ей всегда. Думаю, чтобы это понять, достаточно посмотреть на эту фронтовую фотографию, датированную 1943 годом, где запечатлена Мария (на снимке слева) со своей боевой подругой.

Мария родилась в большой многодетной семье в селе Коста-Хетагурово. Вообще по правде, особого воспитания девочка в детстве не получила. Оно было у нее домашнее, то есть того славного времени, когда простые горцы-осетины лицом, сложением, поведением походили на благородных князей императорского времени, что и передавалось от отца к сыну, от матери к дочери. Тем не менее девочка от природы была нрава необыкновенно вспыльчивого, горячего. И никто не мог противостоять ее упрямству – ни отец Василий, ни мать Пелагея, ни пять братьев, которые также отличались в селе своей несгибаемой волей. Иначе чем объяснить тот факт, что все пятеро братьев Марии: Петр, Александр, Гаврила, Алексей и Лотта – как один, в первые же дни войны ушли на фронт, несмотря на стенания и просьбы матери, чтобы хоть один из них остался в такое лихолетье на родном подворье…

Я как-то спросила Марию Васильевну: «Если оглянуться назад, какое событие в вашей жизни было самым печальным?» На это она, тяжело вздохнув, ответила: «Тот день, когда в дом пришла первая похоронка…»

В тот день Мария пришла домой и увидела, что мать, схватившись руками за раму окна, припала к ней головой и стонет – не кричит, не плачет, а именно стонет, а на полу лежит письмо, выпавшее у нее из рук… Мария бросилась к письму. Когда дошла до того места, где, по всей видимости, мать его и выронила, письмо само выпало и из ее рук… Это было первое горестное сообщение с фронта, в котором говорилось, что их брат и сын Алексей пропал без вести… Забегая вперед, скажу, что домой из пяти братьев вернется лишь один – Александр, и тот без глаза и руки. Алеша и Лотта пропадут без вести, Гаврила погибнет в Польше и будет похоронен в братской могиле. Но Мария пока об этом ничего не знает… Она с письмом в руках бежит, захлебываясь от слез, в военкомат и просит, требует отправить ее на фронт. Отправили… домой.

Но девушка не успокаивается и собирает «банду» сообщниц – Соню Каргинову, Лелю Исакову, Девину Каргинову, Азу Тамаеву, также мечтающих попасть на фронт, и им это каким-то образом удается. Все, что смогла сделать убитая горем Пелагея Ивановна, не сумевшая отговорить свою 16-летнюю дочь от отчаянного шага, одеть девчонок в тулупы, которые сама шила вручную и оправляла на фронт сыновьям и их однополчанам…

Воевать девушки начали в Ростове-на-Дону, в дивизии воздушной разведки.

– В нашу задачу входило неустанное наблюдение за небом, обнаружение вражеских самолетов и передача данных об их местонахождении в штаб дивизии.

Конечно же, мы были «само» зрение и слух. Могли часами вглядываться в темное небо, даже если в нем бесприютно, беспрестанно мотался мелкий колючий снег, не отрывали глаз от неба, даже если на дворе стояла жара, а небо было выгоревшим от нее, и сквозь это марево мало что можно было увидеть, – вспоминает Мария Васильевна, – но зато какой звонкий девичий хохот раздавался, когда нам не только удавалось обнаружить врага в небе, но и сбить его. Да-да, на счету нашей бригады было тринадцать сбитых вражеских самолетов. Но сидеть в засаде и пялиться в небо было не по мне, и я стала рваться на передовую.

Настырная девушка опять добивается своего, и вот уже она воюет в 280-й артиллерийской дивизии на Первом Украинском фронте.

– Конечно, служба в полевых условиях и в дивизии разведки в Ростове – это было небо и земля. Если в дивизии ты постоянно пропадал на наблюдательном пункте, то на передовой всякое было – после длительных переходов по грязи, снегу, под дождем приходилось вступать после изнурительного марша в бой, бежать или ползти, падать, отстреливаться, – рассказывает Мария Васильевна. – У всех без исключения глаза казались черными провалами – от холода, недоедания, недосыпания. Кстати, последнее было самым невыносимым. Сколько раз, чтобы побороть сон, мы натирали снегом лицо, щипали и били себя по щекам, даже передать не могу…

– Вот слушаю вас и думаю, насколько некомфортно должно было быть женщинам на войне, когда порой негде и некогда помыться, привести себя в порядок…

– Я вам скажу так, сотни людей встречались на войне и не оставили следа в памяти, а вот тех, которые воевали со мной бок о бок, не забуду никогда. Это были не однополчане, это были братья, большие верные друзья. Каждый солдат падал от усталости после тяжелого боя, но напоить горячим чаем девчонок, покормить, если нет возможности приспособить какое-нибудь помещение для приведения в порядок, то так занавесить угол в землянке, чтобы мышь не проскочила через ширму, – это было для них святое! Когда меня тяжело ранило в ногу, сам командир и замполит оттеснили ребят и понесли меня на носилках в госпиталь, жаль только, не помню, что они при этом мне говорили, как подбадривали, потому что, говорят, всю дорогу была без сознания…

– И в каком бою вас так ранило?

– Это был не совсем бой. В тот день мне в штабе должны были торжественно вручить рекомендации для вступления в партию. А тут переполох. Не вернулись с задания наши ребята. И скорей всего, застряли где-то в сугробах. Зима в тот год – 44-й – была и знатная, и жестокая. Снега по колено, а морозы такие, что деревья по ночам трещали… Когда ребят нашли в снежных заносах, не на шутку перепугались, казалось, у них нет ни признаков жизни, ни биения пульса… Но спасли, растерли, укутали… А на обратном пути попали в засаду. Завязался бой, в котором меня и ранило. Отправили в госпиталь в Магнитогорск на Урале, в котором я провалялась почти три месяца. Медики не только спасли мне жизнь – была большая кровопотеря, обморожение ног, рук, но и сохранили мне раненую конечность, которой грозила ампутация… Далее демобилизация. Домой вернулась на костылях. Но мама сделала все для того, чтобы я встала на ноги и хоть от одного костыля, но отказалась. Более того, чтобы я вышла на работу физруком в школу.

Дальше – больше. Мария вышла замуж. Сейчас у нее пять успешных детей, 12 внуков и 11 правнуков. Дом всегда был «полной чашей» и держался на уважении к отцу и любви к матери. Со временем не стало мужа, и Мария, чтобы не стеснять с каждым днем разрастающуюся семью сына, живущую в родительском доме, перебралась в город к дочери Рите, которая жила в старом бывшем общежитии ПМК-59. Общежитие – хуже не бывает. На каждом этаже по одному загаженному туалету, засаленная кухня – также одна на весь этаж, подъезды без окон и дверей. Словом, дикий ужас.

Но ветеран Великой Отечественной войны, удостоенная за свои подвиги ордена Отечественной войны 2-й степени, дюжины медалей, в том числе медали Жукова, на поклон к властям не собиралась, все отшучивалась: «Большие квартиры – большие проблемы». Я не выдержала, сама проявила инициативу и написала статью под названием «Одни изведали Луну, другие – комнату одну». Не думаю, что она возымела действие, но двухкомнатную квартиру, правда, за городом и с проблемой до нее добираться, Датиева с дочерью получили. И в этой квартире у нее, как всегда, бывает много гостей, которых Мария Васильевна встречает в обычном веселом расположении духа. Как всегда, в убранстве дома изящный вкус и невероятная чистота, как всегда, кухня радует обилием красок – на столе лимоны, апельсины, мандарины, яблоки, но самое главное, как всегда, на столе пышные осетинские пироги на любой вкус, с любой начинкой, которые Датиева печет по сей день сама…

– И что в этом удивительного? – недоумевает юбилярша. – Я живу, и у меня есть настроение жить!

Так держать, мудрая, двужильная, гордая Датиева, не теряйте своего редкого по нашим временам хорошего авантюрного духа!