Продолжение. Начало ч 1, ч 2, ч 3, ч 4, ч 5, ч 6, ч 7, ч 8, ч 9, ч 10, ч 11, ч 12, ч 13.

О трудностях жизни

– Работа у нас тяжёлая, – сопит Нельсон. – Но не думайте, что я жалуюсь, – я люблю свою работу.

Нельсон проводит электролинию в горы. Познакомились мы с ним в одной из маленьких отелей-кабинас, где жили электрики. Попала я в этот отель просто потому, что он находился через дорогу от ресторанчика, где я пообедала после дороги. Обед, кстати, был интересен одним компонентом. Коста-риканскую гастрономическую классику – рис с чёрной фасолью, называемый gallo pinto (крашеный петух), – в провинции Лимон варят на кокосовом молоке. Этот gallo pinto может быть и самостоятельным блюдом, а может идти приятным дополнением к рыбе, например. Рыбу тоже готовят с различными кокосовыми компонентами – и в молочке вымочат, и в стружке запанируют, и запекут, обложив креветками и тропическими кореньями, в пальмовых листьях. Вкусно, говорю вам.

И вот, разомлев и обленившись от жары и обеда, я пошла в этот отельчик. Он оказался славным – рядом со скалистой бухточкой, стоил недорого, вид из окна был более чем романтический, перед каждой комнатой на открытой террасе стояли столик и кресло, и к пальмам напротив дверей были подвешены уютные цветные гамаки.

Облюбованный мной ресторанчик напротив отеля, кстати, держала приятная женщина из Эквадора. Она неплохо говорила по-русски – окончила институт имени Патриса Лумумбы. После сиесты я пошла поболтать с ней. Расчувствовавшись, она угостила меня неразбавленным арбузным соком, а не неуважаемыми мной коктейлями из свежих фруктов с водой и непременными кубиками льда. Повариха и официантки, пользуясь благорасположением хозяйки и отсутствием клиентов, самозабвенно стали учить меня какому-то изгибистому латинскому танцу. Я старательно сучила ногами, но была неуклюжа, как медведь на деревенской ярмарке, и с восторгом поглядывала на упитанных тёток, которые просто зашлись в танце. Талии их гусеницами опоясывали складки жира.

Уже темнело, когда я, довольная и усталая, вошла в ворота своего отеля и увидела за столиком в уютном патио – внутреннем дворике, обязательном атрибуте каждого испанского дома, – четырёх верзил, которые старательно доскребали ложками из больших плоских тарелок неизменный gallo pinto.

«Во влипла», – ужаснулась я и нырнула к себе. Воздух в комнате был раскалён, как в духовке, и звенел комарами, которые тут же кровожадно кинулись на меня. Я побила себя по щекам и рукам, прыснула во все стороны репеллентом и выскочила на террасу, прихватив тетрадь.

Вот тут ко мне и подвалил Нельсон.

– Что вы делаете, сеньора?

– Пишу, как видишь, – сухо ответила я, слегка задетая «сеньорой», с которой моя жизнерадостность, дорожная неутомимость, да и внешний вид, кстати, никак не вязались.

– Ишь ты, – удивился он, как будто я призналась, что провожу чернокнижные опыты. – Писательница?

– И журналист. Международник, – на всякий случай соврала я. Для острастки. Мало ли чего там…

Он оживился:

– А про нас можете написать? А то нас телевидение снимало, мы потом три недели ждали, а нас так и не показали.

И даже не спросил, кто я, откуда.

– Можно, – подобрела я от его простодушия. – Что бы ты хотел сказать?

Он засопел, обдумывая:

– Ну… Меня зовут Нельсон, а это мои товарищи. Мы электрики, проводим электролинии в горы. Проблем у нас много…

– Каких?

– Да вот… ездить далеко. На работу ездим в крытых грузовиках, знаешь такие? Сиденья по обе стороны, сидим, как заключённые.

– Ещё что? – Я еле сдержала улыбку. У тикосов все проблемы возведены в квадрат. Чтоб жизнь малиной не казалась.

– Столбы грузим на лодки и перевозим на ту сторону реки.

– Что ж на лодках-то?

– Так дороги туда нет. Это индейские резервации.

– А ну-ка, ну-ка?

В общем, ничего нового здоровяк Нельсон мне не сообщил.

Таляманка – это такой сектор в труднодоступной горной и водной местности, где живут коренные жители страны: индейцы кабекар, бибирис и бри-бри. В резервациях по сей день нет электричества, и власти Коста-Рики начали решать эту проблему. Проблем на самом деле много, и не столько экономических, сколько бытовых и геодезических. В этих районах водные каналы заменяют дороги, изолируя Таляманка. Что, впрочем, и позволило сохранить природу в первозданном виде – с лесами, реками и загнанными в резервации индейцами.

Про последних Нельсон знал только то, что они индейцы, что их очень мало и что их традиционный уклад мало изменился со времён завоевания страны испанцами. Живут они охотой и ремёслами, выращивают какао и бананы. Огромную гроздь банана с 200-250 плодами у них покупают за три доллара – причём эту гроздь надо доставить перекупщикам прямо во двор. Вот кровососы…

Индейцев жаль, конечно, но вечер такой томный, и этот квадратный Нельсон такой славный, и так сладко пахнут эти розовые цветы-граммофоны, и так все хорошо, что вакцина коста-риканских ужастиков проникает и в меня.

– А змеи там есть? – соскакиваю я на излюбленную дорожку.

Нельсон оживляется. Разговор начал было затухать, а тут в топку беседы подброшена охапка словесной щепы. Костёр снова разгорается, озаряя нелёгкую жизнь коста-риканского труженика, который не упускает возможность продемонстрировать все тяготы жизни простого работяги.

– Полно! Вот такие! – он отмеряет на столе, потом, подумав, припечатывает тяжёлую ладонь. – Я же говорю, работа у нас трудная.

Тут раздались знакомые щелчки, и я подскочила:

– Нельсон, что это за птица?

Нельсон засмеялся, и я увидела, что он совсем молод, что громоздкая спецовка и сосредоточенность прибавляют ему добрый десяток лет.

– Это не птица. Это ящерицы.

– Как – ящерицы? – завопила я, забыв, что только что интересовалась ядовитыми змеями. – Они не кусаются?

– Они полезные, – успокоил меня Нельсон. – Они едят только насекомых – комаров всяких, тараканов, пауков.

– Пауков? Тараканов??

Летающие и ползающие насекомые, размером с ладонь – тараканы, кузнечики и пауки, похожие на монстров, наводили ужас своими неправдоподобными размерами.

Успокоил, называется.

Продолжение.