Я не помню, где и когда я в первый раз вычитала эту притчу, но она меня потрясла до глубины души: «У одной матери спросили, кого из детей она больше всего любит, на что она ответила: «Того, кто болен, пока не вылечится. Того, кто вышел, пока не вернется. Маленького, пока не вырос. И всех, пока я жива». Как же эти слова впрямую и вплотную соотносимы с тетушкой Паризат, которую мы все – соседи – хорошо знали и о жизни и судьбе которой хочу рассказать!

Тяжелая молодость

Паризат родилась в большой многодетной семье в ауле Каменномост. Когда началась война, отец и ее старший брат Ислам в первые же дни мобилизации ушли на фронт, где пали на полях сражений.

Потом была депортация. Там, в Средней Азии, в селе Мерке, куда попала при распределении ссыльных семья Паризат, родственники матери выдали замуж девушку, которой только-только исполнилось 16 лет, за парня из соседнего села Чалдовар. Мухтар, которого Паризат практически не знала, к счастью, оказался очень славным, добрым, порядочным человеком. Пошли дети – две дочери – погодки, но быть ближе к ним, глубже вникать в их внутренний мир у Паризат не получалось, потому что мужа через три года после свадьбы сослали в Сибирь, на лесоповал, только за то, что он нарушил комендантский час и отправился в Пахта-Арал, чтобы проведать родную сестру, заболевшую в ссылке туберкулезом… Вот и пришлось молодой женщине с утра до вечера гнуть спину на хлопковых полях колхоза им. Сталина, лишь бы дети ни в чем не нуждались.

Они, собственно, ни в чем и не нуждались, вот только росли абсолютно разными. Старшая, Зухра, все время пыталась манипулировать взрослыми, сегодня упрямится, а завтра может стать шелковой, ласковой, точно ангелочек, лишь бы добиться своего. Просто бандиткой росла Зайнеб, но при этом была доброй, ровной со всеми, без тени заискивания, заигрывания с далеко идущими планами, девочкой.

На родину в 1957 году семья вернулась в полном составе – Мухтар, Паризат и девочки. Через год на свет появился сын Заур, и, конечно же, родители не могли нарадоваться на единственного сына.

– Помню, уже в Каменномосте Заурик заболел, стал температурить, врачи начали лечить его от простуды и проглядели аппендицит, – рассказывала как-то Зайнеб, – и у него начался перитонит. В тот день, когда к маме вышел молодой хирург Шамиль Алиев и сказал: «Мы сделали все, что смогли», мама поседела, прежде чем доктор поправился: «Мы делаем все, что можем». В принципе, мама каждый раз, кто бы из нас ни заболел, тут же устраивалась санитаркой в больницу, чтобы ухаживать за нами. Она мыла полы, окна в палатах, коридорах и заботилась не только о своих детях, но и о других.

Взрослые дети

Дети Паризат выросли, выучились, обзавелись семьями. Первой, как и положено, вышла замуж Зухра. По большой, красивой любви. Магомет оказался очень славным, порядочным человеком, причем из очень состоятельной, родовитой семьи.

Паризат с первых же дней стала бережно опекать семью дочери. Если ее голос на кого-то и повышался, когда дочь, зять и их единственная дочь приезжали в гости, так это на свое собственное «произведение». Да и повышаться-то он стал лишь тогда, когда Зухра стала заводить разговоры о том, что ей надоело жить под одной крышей со свекровью…

– И думать об этом не смей, – возмущалась Паризат, – не отпустит она от себя единственного сына, был бы жив твой свекор, может, и согласилась бы, а так – нет… Да и Магомет ни за что не оставит свою мать одну в четырех стенах.

– Мамочка, ты, наверное, подзабыла одну очень мудрую пословицу, – усмехалась в ответ дочь, – ночная кукушка всегда перекукует дневную.

– Это обольщение молодости, – предостерегала мать, – «перекуковать» можно лишь в том случае, если муж внутренне не связан с матерью. А Магомет свою мать боготворит, и, стараясь ослабить матушкино влияние на него, ты достигнешь только обратного результата.

Как в воду глядела Паризат. Магомет и слушать не стал Зухру, а вскоре они разошлись. Возвращаться в родительский дом Зухра категорически не захотела, но потребовала от своих родных обеспечить жильем ее и дочь.

– Да, но ведь мы только что выдали Зайнеб замуж, справили свадьбу Зауру, откуда у нас могут быть такие шальные деньги? – только и развела руками Паризат.

– Мама, протри глаза. Заур с невесткой будут жить в родительском доме, у Зайнеб с мужем отдельная квартира, а что получила я? Мне что вы дали?

Когда дверь за дочерью, которая демонстративно с внучкой после развода с мужем жила у какой-то своей подруги, захлопнулась, Паризат стало плохо. Очнулась она лишь тогда, когда на плечо легла холодная, остро пахнущая ватка… Укол, поставленный женой Заура, привел ее в чувство, и она тотчас сказала: «Дочка, позови отца».

О чем говорили Паризат и Мухтар, никто не знал, но через неделю, продав машину, гараж отца со всем его содержимым инструментарием, они купили Зухре две раздельные комнаты в благоустроенном общежитии бывшего ПМК-59 в самом центре Карачаевска.

– И на том спасибо, – процедили сквозь зубы Зухра и ее дочь. Дело в том, что на свою подрастающую дочь Анжелу Зухра постоянно изливала жалобы на жестокость и лицемерие матери, слабость и безвольность отца, желание брата прибрать все к рукам в родительском доме и так далее. Эдакая «обкатка» сделала свое дело, внучка сильно разочаровалась в бабушке и дедушке, души в ней не чаявших, и принимала как должное любую помощь с их стороны.

А жизнь продолжалась. Подрастали внуки. Писаной красавицей стала Анжела, но замуж не спешила. Как только бабушка заводила разговор на эту тему, обрывала ее на полуслове: «Как ты себе представляешь такую картину? Свадебный кортеж подъезжает к «клоповнику», а из окон глазеет весь «макет общества», в нем проживающий: алкаши, лавочники, разнорабочие, точнее, чернорабочие, ну и, на худой конец, два-три гнилых интеллигента… Уволь, бабушка, лучше подле мамы старой девой обретаться…»

Зато радовали жена и четыре сына Заура. Невестка ласковая, заботливая, словно дочка.

Ребята, все как один, занимаются спортом, домом; усадьба, сад-огород всегда в идеальном порядке, стариков боготворят, любое их желание, просьба – закон для них.

Такой же большой семейной отрадой для родителей были Зайнеб, ее муж Алик и внучка Сельма. Очень любили Зайнеб и все соседи, каждый раз видя, как она спешит к матери, переговаривались меж собой: «Она не чета старшей. Хорошая, добрая, умная, худа от таких людей не бывает».

Но худо само нашло Зайнеб. В один из дней супруги поехали в Нальчик проведать родителей мужа, он был балкарец по происхождению, и по дороге попали в страшную аварию. И Зайнеб, и Алик погибли на месте… После долгих переговоров, уговоров внучку Сельму забрали к себе в Кабардино-Балкарию родители Алика, клятвенно пообещав, что девочка будет так часто приезжать в Карачаевск, что никто и не успеет по ней соскучиться, а главное, она никогда никого не стеснит, ибо в Карачаевске ее всегда будет с нетерпением дожидаться роскошная родительская квартира. Кстати, свое слово балкарская родня по сей день держит с редким достоинством и уважением к семье своей любимой, трагически погибшей невестки…

Проклятая квартира

Зато после трагедии оживилась, активизировалась Зухра. «Почему мы не можем пожить по-человечески в квартире родной сестры, пока племяшка учится, затем поступит в институт и так далее? И вообще, может, она со временем и вовсе плюнет на наше захолустье и останется в Нальчике, тем более что у тех стариков она единственная внучка, не то что у нас – одна из шести?»

И тут Паризат взорвалась: «Дочь моя, если человек лишен доброго сердца, то ему его ни у кого не занять, как и ясного ума, которого ни за какие блага не купишь. У тебя нет ни того, ни другого. Чтобы не работать, ты «купила» себе пенсию, что позволило тебе вкупе с алиментами безбедно прожить чуть ли не четверть века, не даешь работать дочери, обирая с ее помощью путем разных уловок свою свекровь и мужа, но здесь тебе больше никогда и нечем будет поживиться, пока я жива. Запомни это!»

Дочь в долгу не осталась. Со словами «Да подавись ты этой квартирой!», громко хлопнув дверью, гордо удалилась. Не звонила, не приходила больше, не интересовалась тем, как живется родителям. А мать все равно продолжала беспокоиться о старшей дочери.

А через два года случилось непредвиденное. Наступив где-то на улице на неизолированный высоковольтный кабель, погиб Мухтар. Зухра на похороны отца не пришла… А тетушка Паризат слегла.

– Я больше чем уверена, что ее подкосила не столько смерть мужа, все-таки ему уже было за 80, а поступок дочери, – рассказывает невестка Паризат Люба, – мама стала очень замкнутой, немногословной, грустноглазой… Потом была больница, долгое и мучительное умирание от рака. Перед смертью от сухости во рту ей трудно, очень трудно было разговаривать, но она, подозвав меня к себе, сказала: «Если Зухра с Анжелочкой придут на мои похороны, скажи им, что я все понимаю и прощаю их. Скажи им, что я всегда любила и люблю их».

Зухра пришла на похороны матери, но ни единой слезинки не проронила даже при выносе тела покойной, зато, когда после похорон собравшиеся стали уточнять у родных, на какое число какого месяца придется поминальный день, тут же взяла инициативу в свои руки: «Излишние траты, на мой взгляд, нашей семье совсем ни к чему…» Говорят, Заур впервые в жизни смерил свою сестру гневным взглядом…

Когда я узнала об этом, мне вспомнилась, как на похоронах знаменитой Екатерины Дашковой, президента Петербургской академии наук, ее дочь Анастасия объявила во всеуслышание: «Не поминать никогда мою мать!»

Во все времена, все матери, прижимая к себе свой беспомощный комочек плоти испытывают безмерную нежность, вот только никому из них не дано знать: родила себе она врага или друга, радость или горе. Впрочем, кто бы ты ни был: враг, друг, – кто ты без матери?