Когда звучит голос высокой поэзии – рифмоплёты и стихокропатели должны вытянуться у стенки в струнку и вслушиваться, как вибрирует Слово в пространстве.

Как изысканно звучат невероятные вербальные комбинации, составленные всего из 33 букв. Как безгранична способность поэта создавать в воображении читателя визуальные и музыкальные образы. И как невесомость его поэтического слова парадоксальным образом усиливает производимый эффект. Вот такие мысли приходят в голову при соприкосновении с творчеством классика кавказской поэзии, народного поэта КЧР Билала Лайпанова.

Его поэзия, как и его душа, – независима, неравнодушна, многогранна, сострадательна, вольна. Он одним из первых в кавказской поэзии стал писать верлибром. Известная советская поэтесса Халимат Байрамукова писала: «Свободный дух поэзии Лайпанова нашел свою форму – свободный стих…»

Талант Билала Лайпанова в разное время чтили корифеи литературы и науки: Кайсын Кулиев, Чингиз Айтматов, Олжас Сумейменов, Валентина Невская, Лев Ошанин и мн. др. А известный меценат Дахир Семёнов писал: «На мой взгляд, основой карачаевской поэзии является Исмаил Семенов, а вершиной её – Билал Лайпанов».

Но поэзия Лайпанова посвящена не только его родному карачаевскому народу, а всему миру. Талантливые произведения Билала Лайпанова переведены на 17 языков мира. Он автор более 20 книг поэзии, прозы, драматургии, публицистики, литературоведения на карачаевском, русском, турецком, испанском и норвежском языках. А в филологической науке уже появилась молодая поросль лайпановедов.

Ну а мы, современники, давайте ещё раз освежимся душой у одного из целительных речевых потоков, несущего свои воды в океан мировой Поэзии.

Туман

В такой туман упасть не мудрено.
Я в пенистый поток летел с обрыва…
Где берега? Или хотя бы дно?
Мелькают камни, жаля торопливо.

Не тьма меня тогда слепила, нет!
Я был захвачен призрачным обманом.
Не чернота вокруг, а белый свет,
Рассеянный везде густым туманом.

Тащил меня стремительный поток,
Шутя мне наносил за раной рану,
Я сделать захотел воды глоток,
Но ртом разбитым припадал
К туману…

Лишь там, где воды были глубоки,
Я различал нависший черный берег –
И взмахом окровавленной руки
Достиг скалы, в спасение не веря.

И снится мне река меж диких скал.
И камни острые, впиваясь, бьют по ребрам.
Мне повезло – я берег отыскал
В тумане белом, нежном, чистом, добром…

Исчезнувшие миры

Узнав о тайне, что хранили горы,
Я был разгневан – молнии в глазах!
Метал вокруг я огненные взоры,
Подумав об исчезнувших мирах.

…Не говорите больше о законе,
О справедливости не говорите мне!
Когда и пепла нет на этом склоне,
И сам народ пропал, сгорел в огне…

Весной с чужбины возвратилась птица,
Поёт, усевшись около гнезда!
Хоть облаком сумела возвратиться
Со снежных похорон своих вода.

Ведь у воды и птицы есть свобода –
Быть на родной земле, в родном гнезде…
А люди? – Люди гордого народа
Завидовали птицам и воде.

И там, где ночь без звёзд и без восхода –
Представил я, испытывая страх,
Им снится долгожданная свобода,
Но нет её в исчезнувших мирах.

Она и там не может им явиться,
Она могил их даже не найдёт!
То пролетит над ними, словно птица,
То, как вода, меж пальцев протечёт…

Однажды…

Однажды я сорвусь со скал,
И кто-то скажет:
Он сам не знал, чего искал,
Хоть был отважен!

Не будут зеркалом глаза,
Уста закрою…
Но обвинять меня нельзя,
И вас – не стоит!
Не плачьте. Я ведь не вина
Печали вашей.
Кому вода вкусней вина –
Не тонет в чаше!

Я ухожу, как тает снег
В лучах весенних –
Не навсегда, хотя – навек
Прощусь со всеми.
Я стану пламенем травы,
Взбегу по склонам.
Я вспыхну в лезвиях листвы
Огнём зелёным!

Я вверх спешил, я рвался ввысь,
Туда, где звёздно!
Нет, не ищите, глядя вниз:
Напрасно, поздно!
Нет, я не Бийнёгером* стал.
Не целил в зверя;
Я поднимался выше скал,
Надеясь, веря!

Поближе к небу стать хотел,
Прошу вас, люди,
Пускай последний мой предел
На скалах будет.

Хочу, чтоб в горную гряду
Меня зарыли.
Пускай олень и тур придут
К моей могиле.

Пускай лишь стебли диких трав
Льнут к изголовью.
Усну спокойно. Я ведь прав.
Я жил с любовью.

* Мифологизированная карачаево-балкарская охотничья песня XII–XIV вв.

Два взгляда

Взглянула девочка
Поздней осенью
На голые тополя,
И показались они ей
Вонзёнными в землю метёлками,
Которые чистят небо.

А теперь, когда
Обожгла любовь,
Узнает в этих тополях
Себя:
Улетели сомненья,
Как сухие листья,
А сердце
Открылось всему миру.