Есть расхожее мнение, что журналистика убивает творчество. Однако в случае с Хаджисмелем Аджибековым это суждение не работает.

Выпускник Пятигорского института иностранных языков, работавший и педагогом, и сотрудником газеты «Коммунизм алашара», с 1989 г. по настоящее время он является главным редактором студии радиовещания на абазинском языке на ГТРК «Карачаево-Черкесия». При этом заслуженный журналист Карачаево-Черкесии удостоен премии президента КЧР в области литературы и искусства, является членом Союза писателей России. Как видим, ему удаётся впрячь в одну телегу коня и трепетную лань…

Пишет Аджибеков на русском и абазинском, и за переводы его произведений берутся сильные переводчики. Кстати, его цикл «Дороги и судьбы» мне понравился своим повествовательным неспешным и баюкающим ритмом и эмоциональной выдержанностью. Здесь чувствуются внутренняя сосредоточенность автора и умение переводчика уловить этот сдерживаемый эмоциональный порыв поэта. Всегда, знаете ли, очень интересно – заглянуть в закулисье каждого стихотворения…

Подаяние

С подаянием малым
Шла по улице женщина-мать.
Рядом плелся усталый
Пес, в надежде удачу поймать.

Сердце вдруг защемило,
Душу матери боль обожгла –
Хлеба часть отломила,
Подаяние псу отдала.

Тот смотрел с пониманьем
То на счастье свое, то на мать…
Глядя в мир с состраданьем,
Тихо плакала бедная мать.

* * *

Вновь возвращается,
Тихо спускается
Вечер на лунном коне.
Звезды холодные
Коврики модные
Медленно ткут в вышине.

Сердце волнуется,
Песня красуется
Здесь у моей полосы.
Знаю, для краткого
Счастья украдкою
Тикают где-то часы.

Изморось

Моросило всю ночь.
Осень влагой дышала.
А печаль донимала
Так, что стало невмочь.

Сына старшего мне
Детский образ светился.
Детский голос кружился
По холодной стене…

Уже днем моросить
На дворе перестало,
А душа продолжала
Слезы горькие лить.

Махаджиры

Чтоб найти отзвеневшее лето,
Улетали на юг журавли.
Их курлыканье дальнее следом
Волны осени мне принесли.

Для меня эти звуки особы –
Песни, плач махаджиров слышны.
И эпохою боли и злобы
Для меня эти звуки полны.

Махаджиры на юг улетели,
Чтоб навечно оставить свой край,
Чтоб судьбы испытать все метели,
Ненавидя заморский свой рай!

Дороги и судьбы

(из цикла)

1

На русском и на абазинском мне
читать в Москве случилось в этот год.
Читаю – и смотрю на снег в окне.
Как тихо над Россией снег идёт!
Звучал в притихшем зале без помех
на русском и на абазинском стих.
Как будто в кости выиграл успех,
достиг вершины чаяний моих!
Что буду выступать перед Москвой,
я и не смел надеяться ни дня.
Но то, что было в юности мечтой,
вдруг обернулось явью для меня.
На русском и на абазинском мне
стихи читать в Москве досталась честь.
Читаю – и смотрю на снег в окне.
И понимаю: счастье в жизни есть!

2

Долина Гума*. Здесь отец и мать
мечты мои отправили в полёт.
Здесь наставляли, как мужчиной стать.
Как далеко наш вольный Гум течёт!
Родной очаг, что матерью зажжён,
и пища из отцовского котла
напоминаньем служат испокон –
как милость Господа в наш дом вошла.
Мать в школу за руку вела меня.
Отец учил любви к земле – сынка
готовя загодя к приходу дня,
когда покину наши берега.
Отцом и матерью отправлен в путь,
я помню про родимые места.
С прямой тропы надеюсь не свернуть.
Тружусь, чтобы исполнилась мечта.

3

Дорога длинней, если груз за плечами.
Медлительней тянется время, печальней.
Но если не выдержишь, тронешься вспять –
ты счастье рискуешь навек потерять.
Не падай же духом в стремлении к цели.
Для тех, кто терпением всё одолели,
луч солнца надеждой сквозь тучи сверкнёт
и ветер очистит от них небосвод.
Пусть сердце всегда неразлучно с мечтою,
пусть песня взмывает над твердью земною –
однажды, уже выбиваясь из сил,
ты вдруг осознаешь, что всё ж победил!
Верь: время настанет – и счастье, как птица,
в дому твоём сумрачном вновь поселится,
и радость откликнется гулкой струной!
Деревья в окне зацветут белизной!

4

«Пусть необозрима небесная высь –
не смей расслабляться и к цели стремись!» –
так сердце меня подгоняет вперёд.
А время безжалостно мимо идёт.
«Пускай не измерить пространство стопой –
путь дальний тебе предназначен судьбой!» –
меня неустанно, всю жизнь напролёт
душа подгоняет и силы даёт.
«Не бойся упрёков – ведь ты же привык,
что жгуч алмасты** красноглазых язык!» –
так цель, если кончатся силы вот-вот,
мой дух ободрит – и усталость уйдёт.
Что небо безмерно, а нам есть предел –
понять устоявшийся дух мой сумел.
Склоняюсь, судьба! И надеюсь, что впредь
уколы твои ещё долго терпеть!

5

Пять лет заря над Пятигорском рдела
и для меня – весь небосвод был ал.
Студентом, знаньям преданным всецело,
своей судьбы веревку я мотал.
Свет Псхвабы*** сердце согревал – покуда
мечты витали в голове шальной.
Я слышал ровный шум волны Подкумка
и прочих звуков неумолчный рой.
«Учись, сынок!» – родителей заветы
опорой стали юному уму.
Священных книг в те годы я не ведал –
они мне были просто ни к чему.
Был ослеплён язычеством порою,
но с верой предков всё ж не шёл вразрез.
Надежда представлялась мне звездою,
а счастье – птицей, рухнувшей с небес.

* Гум – название абазинского села Красный Восток и реки Кумы (в абазинском произношении – Гум).
** Алмасты – страшилище.
*** Псхваба – абазинское название города Пятигорска.

(Перевод Виктора КУЛЛЭ)