Биберт Джуккаев знает множество народных песен

День выдался ненастный.

Но он не повергал меня в уныние, потому что я ехала в Терезе к человеку, голос которого известен, я думаю, очень многим. Это Биберт Умарович Джуккаев. Известному исполнителю карачаевских и балкарских песен, до недавнего времени солисту и руководителю самого возрастного певческого коллектива республики «Бора» исполнилось 85 лет.

– Биберт Умарович, как получилось, что вы вдруг, на склоне лет, стали заниматься песнопением?

– Того «вдруг» не было. Музыка для меня, собственно, и началась с народных песен. – Биберт Умарович улыбнулся и с нежным чувством, удивляющим свежестью и яркостью восприятия, стал вспоминать свое детство: – В нашей семье пели все: бабушка Джанарю Айбазова, восемь ее братьев, четыре сестры, пела мама…

Но потрясло мальчишку другое. Однажды, это было в Киргизии, он услышал пение соседа – старика, сидящего на завалинке. Старик пел тихо-тихо, но постепенно слова песни (это была песня-плач о депортации родного народа) становились ясней, голос громче, и такая беда, такая печаль послышались Биберту в этой песне, что он не смог сдержать слез…

– Там, в Киргизии, я пошел в школу, но окончил всего пять классов. Моя мама, Хапсат, была очень болезненной. Я рано понял, что чем сильнее недуг, тем теснее он сплетается с тяготами нужды, – с горечью говорит Биберт Умарович. – Я пошел работать. На конезавод. Поначалу смотрел за скаковыми лошадьми, потом стал жокеем. Кстати, именно лошади стали моими первыми «слушателями». Как сейчас помню, однажды мне довелось услышать старинную народную песню «Кулина» в исполнении Хыйсы Алиевича Аджиева (в 70-90-е годы прошлого века он был директором конезавода в Красном Кургане). Самому нечувствительному трудно было оставаться равнодушным, когда он пел. В песне было девять куплетов, и я их запомнил сразу – впрочем, даже если бы в ней было сто куплетов, я бы их тоже запомнил, такая у меня была память, – и бросился в конюшню, где постоянно пел, воображая, что я на Кавказе, а передо мной восторженный зал, полный соотечественников… Песни стали для меня бесценным способом снимать напряжение, источником ежедневных блаженных медитаций.

– Когда вернулись на родину, я пошел работать в совхоз «Учкекенский», – рассказывает аксакал. – Пахал, сеял, косил – словом, умел и делал любую тяжелую работу. Жизнь была трудная, но мы были активными, дружными. Как только узнавали, что у кого-то из друзей слишком много работы, тут же собирались всем миром и шли ему на помощь. И, конечно же, я везде и всегда пел, ибо что может быть лучше песни, сложенной на покосе, в седле? Ведь народная песня всегда и везде зарождается как душеизлияние…

Балагур и весельчак Джуккаев, который вносил в любую напряженную атмосферу легкость и разрядку, был любимцем в коллективе конезавода, и все как один советовали ему начать певческую карьеру, причем замахнувшись сразу на консерваторию. Биберт решился ехать в Москву. Самое главное, что мама, узнав о намерениях сына, сразу дала «добро».

– Я собрал свои нехитрые пожитки, и только со двора, – смеясь рассказывает Биберт Умарович, – а навстречу мне муж моей тети – Нанак: «Куда собрался, племянник?» Я ответил и увидел, как побагровели его щеки: «Решил вписаться в круг шарлатанов, шаромыжников, развлекающих богатенькую публику? Быстро чемодан на место, и на работу. Дважды повторять не стану».

Но Биберт ослушался родственника, он отправился не в конюшню, а в Кисловодск, где поступил на водительские курсы.

– Три года я проработал водителем автобуса в АТП, затем пересел на грузовой автомобиль и трудился на нем более 40 лет, доставляя во все населенные пункты Малокарачаевского района товары первой необходимости. При этом ни одной аварии, никакого штрафного взыскания, мало-мальского нарекания…

Говорят, чем выше грузоподъемность автомобиля, тем больше требуется физических усилий для преодоления сопротивления рулевого колеса, педалей, рычагов и так далее.

Вот я и думаю, глядя на маленького ростом, худощавого, обаятельного мужчину, на форму его рук, изобличающую более дворянство, нежели натруженные руки «водилы», как он мог ежедневно подниматься на своем грузовике по практически непроходимой дороге в аул Схауат, где небо кажется продолжением земли, дымком над ней, где тоска вползает в сердце, будто при замедленной съемке, потому что нет движения в ауле, где живут и работают всего две семьи… Но нет, он подымался каждый день в горы, потому что там было шесть малышей, была школа, в которой числились один ученик и один учитель.

– И как я мог хоть единожды сорвать рейс в аул, зная о том, что там может заболеть в любой момент старик или ребенок, постаревший пес или только что родившийся щенок? Ну а когда пришла пора заниматься своими чертенятами, то бишь внуками и правнуками, я и подумал о создании своего фольклорного ансамбля, тем более что сподвижники – да еще какие! – нашлись. Борис Урусов, Адемей Каппушев, которому было хорошо за девяносто и который сказал: «После восьмидесяти должен считаться преисполненным значимости не то что год, но каждый день. Так давайте не будем терять времени». И мы не теряли. Я предложил, поняв, какие прекрасные вокальные данные у «пацанов», создать группу «Бора». Почему «Бора»? Это имя героя нартского эпоса – парня, который остановил междоусобицу между нартами-соплеменниками, сыграв на свирели завораживающую, зовущую к миру, согласию, взаимопониманию мелодию. Кстати, глава администрации нашего района Рамазан Байрамуков в одном из интервью столичным журналистам сказал: «Ансамбль «Бора» – ответ «Бурановским…», язык не поворачивается сказать что-либо другое, кроме как «Бурановским девушкам».

– Вы никогда не учились пению профессионально. А детей пытались к этому приобщить? – спрашиваю Биберта Умаровича.

– Когда их мать, горячо любимая мною, ушла из жизни, я думал только об одном: о благополучии своих детей. И видит Всевышний, мне это удалось… Я наполнил свое существование активной полезной деятельностью. Я совершил благодаря своей семье хадж, одну из пяти заповедей ислама, и благодаря тому, что с детства знал: в молитве – глубина мудрости, стройный порядок мысли и состояния души, четкие правила жизни. И именно там, на земле обетованной, я понял, что ничто не может стоять между тобой и Аллахом…

Мы выходим с Бибертом Умаровичем во двор. Джуккаев чуточку погрустнел: «Старости и смерти никому не избежать, но в народе говорят: «Чтобы старое дерево засохло, его не обязательно спилить, достаточно подрубить главный корень». Вот я и думаю: убери из моей жизни труд и песню, что в ней останется?»

Факт

Удивительная штука – жизнь! Там, в депортации, жилось невыносимо тяжело, казалось, люди никогда не смогут выплакать свое горе и заговорить громкими, веселыми голосами. Но нет… И в ссылке не унывали. «Нам довелось жить и работать рядом с такими же ссыльными – немцами, чеченцами, калмыками, ингушами. И в редкие минуты отдыха каждый пел на своем языке. И всем нравилось», – вспоминает Джуккаев.