В одну из ночей в далеком 41-м Фрозна не могла сомкнуть глаз. Девушку мучила и жгла одна мысль: как она сообщит родителям о том, что приняла единственно верное для себя решение, решение, от которого уже не откажется: уйти на фронт, как 124 бойца ее родного аула Инжичишхо, которые в эти дни уже сражались за Родину. Правда, среди них не было девушек… Когда в Адыге-Хабльской больнице, где Фроза трудилась медсестрой, они с подругами робко заговорили об этом, главврач строго-настрого запретил касаться этой темы: “И здесь всем хватит работы!”
И вот Фрозна, отпросившись с работы, поехала в родной аул, где ее встретили больной отец, грустная мама… Отец Люха души не чаял в своей старшей дочери (детей в семье было шестеро), да и во всем ауле она слыла красивой, доброй и веселой.

В одну из ночей в далеком 41-м Фрозна не могла сомкнуть глаз. Девушку мучила и жгла одна мысль: как она сообщит родителям о том, что приняла единственно верное для себя решение, решение, от которого уже не откажется: уйти на фронт, как 124 бойца ее родного аула Инжичишхо, которые в эти дни уже сражались за Родину. Правда, среди них не было девушек… Когда в Адыге-Хабльской больнице, где Фроза трудилась медсестрой, они с подругами робко заговорили об этом, главврач строго-настрого запретил касаться этой темы: “И здесь всем хватит работы!”
И вот Фрозна, отпросившись с работы, поехала в родной аул, где ее встретили больной отец, грустная мама… Отец Люха души не чаял в своей старшей дочери (детей в семье было шестеро), да и во всем ауле она слыла красивой, доброй и веселой.

Увидев родителей, Фрозна поняла: сразу сказать о важном решении она не посмеет. Лишь после ужина девушка набралась мужества и заговорила: “Папа, я добровольно ухожу на фронт”. В комнате воцарилась тишина. “Я же буду работать медсестрой в госпитале…”, – как бы оправдываясь, смогла вымолвить Фрозна в тягостной тишине. Люха знал, что дочь никогда не противилась воле родителей, но что-то ему подсказывало, что в этом случае его упрямая дочь будет стоять на своем. “Храни тебя бог”, – сказал отец, а мать тихо и горестно обняла дочь.
Фрозну, вопреки ее ожиданиям, не сразу отправили на фронт. Лишь в начале 1942 года она начала работать в военном госпитале Кисловодска, а в середине 43-го была направлена в Орджоникидзе. Наверняка ей было страшно и горестно, но рядом с ними, ранеными бойцами, она вела себя мужественно. Капитан медицинской службы Фрозна Хаунежева поддерживала моральный дух бойцов, бессонные ночи проводила рядом с теми, кому нужно было ее присутствие, в свободное время писала письма родным и близким солдат.
Пришли неспокойные времена… Немецкие самолет приступили к бомбежке города, и вот однажды они разбомбили госпиталь, где работала Фроза. В результате прямого попадания здание загорелось в миг, начала падать кровля. Ужас охватил всех. Кто мог передвигаться самостоятельно, кое-как покинули горящее здание, но что оставалось делать лежачим больным, тяжело раненным?.. Медсестры, эти хрупкие женщины, взваливали на свои плечи солдат, тащили их прочь из огня, спускали по крутым лестницам высокого здания. Из высотки удалось эвакуировать всех. Но оказалось, это было лишь началом кошмара…
Двор госпиталя, усеянный ранеными солдатами и медперсоналом, окружили фашистские бойцы на мотоциклах. Безжалостно, не обращая внимание на охвативший всех ужас, немецкие солдаты начали отстреливать раненых. Фрозна в отчаянии кинулась на защиту одного, второго, третьего, прикрывая их беззащитные тела от пуль. Но фашисты восприняли это как развлечение и продолжали один за другим убивать беспомощных солдат. Фрозна, может быть, уже понимая, что произойдет дальше, стояла перед немецким офицером, не прося пощады, не требуя снисхождения. В ее взгляде было столько ненависти, что, казалось, он мог расплавить гранит. Офицер приказал схватить медсестру и отвезти в Гестапо.
Здесь ее склоняли к сотрудничеству, обещали все блага: любой армии нужны такие люди – бесстрашные, самоотверженные, готовые на все. Но у Фрозны, бесстрашной Фрозны, был один ответ: “Никогда!”
А дальше была темнота… Сохранились свидетельства о том, как отважную медсестру пытали в стенках Гестапо в течение нескольких дней: на ее груди палачи выжгли красную звезду. После пыток тело ее было расчленено.
В родной дом пришло скорбное письмо, навсегда поселившее в нем траур и нестерпимую боль: “Военврач Хаунежева Фрозна Люховна героически погибла, сражаясь с немецко-фашистскими оккупантами”. Вот и все. Ее судьбу оплакивал весь аул, о ней говорили все, многие не могли оправиться от горя… Она ушла от людей, не испытав любви, не растратив своих чувств, не родив на этот свет детей…
Есть такая черкесская присказка, которую я вспоминаю, когда речь заходит о Фрозне и ее судьбе: “В этом кладбище живые и умершие”. Так вот, живыми называют тех людей, которые после себя оставляют негасимый свет. Пройдет еще тысяча лет, все забудется… Но не было бы этого будущего, если бы не свет тех, кто когда-то погиб ради жизни на земле. И вот во Владикавказе, в самом центре города, стоит памятник воинам, отдавшим свои жизни за нашу Родину. На плитке написаны имена солдат и офицеров. Среди них имя той, что умерла в адских муках, но не предала: золотыми буквами, на вечную память – “Хаунежева Фрозна Люховна”.
И мы, жители аула Инжичишхо, не забываем ее подвиг: пионерская организация носит имя нашей отважной землячки, проводится много мероприятий, посвященных войне, дабы рассказать подрастающему поколению о тех временах. Ведь мир устроен так, что сменяются руководители, законы, порядки, а Родина – остается, она – одна…

А. МЕРЕМКУЛОВ,
председатель совета ветеранов

войны и труда а. Инжичишхо.