За глазами мы ее звали Валей-Петей, но не потому, что недолюбливали, а напротив – очень любили учителя истории и обществоведения Валентину Петровну Баранову, несмотря на то что за острым словечком или резкой насмешкой, способными смутить самоуверенную невежду или осадить распоясавшегося хулигана, она никогда не лезла в карман. А как могла съехидничать в адрес девчонки, остригшей роскошные косы, или «отбрить» мальчишку, отпустившего патлы до плеч! Но что с того? Ее колоссальные знания и не менее колоссальная эрудиция перевешивали все, потому что Валентина Петровна задавала нам, ученикам школы № 3 маленького провинциального городка Карачаевска, уровень, достойный столичных школ…
Говорить с Валентиной Петровной можно было на любые темы, и мы широко пользовались этим правом. Но не трогали без особого на то случая лишь одну тему – блокадный Ленинград…

За глазами мы ее звали Валей-Петей, но не потому, что недолюбливали, а напротив – очень любили учителя истории и обществоведения Валентину Петровну Баранову, несмотря на то что за острым словечком или резкой насмешкой, способными смутить самоуверенную невежду или осадить распоясавшегося хулигана, она никогда не лезла в карман. А как могла съехидничать в адрес девчонки, остригшей роскошные косы, или «отбрить» мальчишку, отпустившего патлы до плеч! Но что с того? Ее колоссальные знания и не менее колоссальная эрудиция перевешивали все, потому что Валентина Петровна задавала нам, ученикам школы № 3 маленького провинциального городка Карачаевска, уровень, достойный столичных школ…
Говорить с Валентиной Петровной можно было на любые темы, и мы широко пользовались этим правом. Но не трогали без особого на то случая лишь одну тему – блокадный Ленинград…

Вот все время думаю об одном. Ну почему так получается, почему, когда ты учишься, ты мало что знаешь о своих учителях, тебя интересуют лишь оценки за четверть, год и то, как они будут принимать экзамен, а не то, как прошла их жизнь, где прошла?
Все, что мы знали о Валентине Петровне, что она из Ленинграда и была очевидцем страшного и благородного, героического и подлого, отважного и низкого – всего того, что наполняло блокадное время.
Что мы знаем о блокаде Ленинграда? Общеизвестное, из учебника: оборона Ленинграда стала символом мужества советского народа, 486 человек получили звание Героя Советского Союза, из них 8 – дважды… Что за время блокады в городе погибло, по разным подсчетам, от 641 тысячи до одного миллиона человек. И сколько узнали от Валентины Петровны!
– Я глубоко убеждена, что мы не сможем в полной мере отразить то великое и трагическое время, если не будем рассказывать о повседневном подвиге ленинградцев, именно ленинградцев, которые, падая от голода, изнемогая от холода, продолжали почти 900 дней трудиться на оборонных предприятиях, воевать в дивизиях народного ополчения, хоронить умерших, спасать погибающих. Словом, помогали разомкнуть блокадное кольцо смерти изнутри, – говорила Валентина Петровна и рассказывала много и часто – особенно в памятные январские дни – о жизни блокадного Ленинграда, о том, как пытались выжить люди, обменивая на хлеб и другие продукты семейные и фамильные ценности, а иногда отдавали и все, чтобы предать земле дорогого человека…
«Умственные процессы, проведенные с энтузиазмом и научным восторгом вместе с талантливым педагогом, – ничто совершенно несравнимое и несоизмеримое с бледными следами книжного чтения», – писал в свое время известный ученый Л. Петражицкий. Разумеется, никакого восторга на уроках, когда речь шла о блокадном Ленинграде, зато слез было немерено, потому что Валентина Петровна не ограничивалась хрестоматийной литературой, она читала, пересказывала нам не только дневники Тани Савичевой, но и Юры Рябинкина, Лидии Охапкиной, Георгия Князева, перед правдой и судьбой которых мы поневоле немели… Еще читала стихи Ольги Берггольц, Анны Ахматовой, Юрия Воронова… Вот один отрывок, отчего-то запомнившийся: «Распался дом на тысячу частей и огорожен почему-то кроватями-скелетами уюта, обглоданного до костей…» Впрочем, он мне не «отчего-то» запомнился, а потому что кто-то из класса спросил: «Как понять «кроватями – скелетами уюта?», на что Валентина Петровна не сразу – временами слезы мешали ей, прерывали речь, – ответила: «Частенько внутри квартир, домов все жильцы сселялись в одну комнату – и теснее, и теплее было…»
Изложу приблизительно, но по смыслу верно, и те истории, которые рассказывала Валентина Петровна о «блокадных братьях меньших», которые запомнились нам навсегда…
– В блокадные дни, когда люди были вынуждены выгонять на улицу своих кошек и собак, дабы выжить самим, писатель Илья Эренбург и его жена и мысли такой допустить не могли, потому как их собака была просто членом семьи. Равноправным членом. Однажды, когда голод стал невыносимо поджимать, а «утилизировать» в доме практически нечего, его жена отправилась на рынок и на последние сбережения купила кусок мяса. Занесла его на кухню, а тут соседка к телефону позвала. Положив трубку, женщина обмерла: перед ее глазами встала жуткая картина – кусок мяса и голодный пес. Распахнув дверь кухни, перевела дух – мясо было цело, а рядом с ним сидел пес, судорожно сглатывая слюну…
Но происходило в Ленинграде и обратное, о чем мы узнали опять-таки в пересказе учительницы из истории писателя, фамилии которого, к сожалению, не запомнила из-за глубокого потрясения.
Опять ленинградская семья, верный пес и тяжело больной туберкулезом хозяин. Спасти его может только мясо и сытный бульон. Мяса нет – не на что купить. Дворник предлагает: «Скормите собаку, вон она какая крупная, сильная. Это единственное ваше спасение, а убить я помогу за так».
– Нашего пса, которого мы вырастили, который стал членом семьи, с которым играл наш маленький сын, да который нам сам стал как сын, пустить под нож или дать забить палками? – ужаснулась хозяйка. – Да муж мой скорее умрет, нежели…
Муж таял с каждым днем, дворник со дня на день покушался на жизнь собаки, а хозяйка ходила по дому и разговаривала сама с собой и с собакой: «Что же делать? Ведь умрет…» И тогда собака, когда дворник с удавкой в очередной раз заглянул в комнату хозяев, безропотно подошла к человеку, и далась ему в руки, которые тотчас нахлобучили ей на голову мешок… Собака, все поняв, пожертвовала собой.
– Вы не плачьте, – говорила Валентина Петровна, – лучше запомните, что ласковей друга для души, чем собака, быть не может. Нет у человека такого друга, и душа человека что-то теряет, какую-то важную часть своей души… Но вы не думайте, не только муки невыносимые выпадали на долю ленинградцев, но и радости были такие, что не забудешь во веки веков. Например, каких бы трудов взрослым ни стоило, если у них были хоть какие-нибудь силенки, они устраивали нам, детям, подросткам, елки… А как мы радовались трамвайным звонкам, думая: все, Победа! Мы освобождены! Вот только трамваи ходили в исключительных случаях. А в день снятия блокады – 27 января – тронулся с места главный трамвай, тот, что всю зиму стоял на Большом проспекте! Не получилось у фюрера стереть с лица земли Ленинград. «Не выгорело» и у Финляндии ничего, которая в первые же дни блокады заявила о своей незаинтересованности в дальнейшем существовании города непосредственно у ее новой границы…
Цепкость памяти Валентины Петровны поражала. Позволю себе еще одно воспоминание:
– Не имевшие оружия ленинградцы смогли своей стойкостью что-то бесконечно важное сказать миру, – говорила она, – а именно то, что в самой распоследней беде только человек спасает человека, только добро и сострадание ведут из мрака безнадежности к жизни. Уже потом, в эвакуации, куда нас, истощенных, вялых, как сонные мухи, вывезли и где мы вновь почувствовали краски, звуки, запахи мира, вдруг стало страшно оттого, что сказал мой любимый поэт Юра Воронов: «…мы не будем ни старше, ни взрослее, чем тогда…» Действительно, ни старше, ни взрослее. В этом я убедилась, побывав в 60-е в родном городе и посетив Пискаревское и Охтенское кладбища. Никаких цветов, повсюду на могильных плитах лишь кусочки хлеба, конфеты, папиросы…
Ну почему, почему так получается, что, и окончив школу, мы мало интересуемся судьбой и жизнью своих школьных учителей. К примеру, о Валентине Петровне Барановой мы знаем лишь одно – лет 20 тому назад к ней переехала жить ее родная сестра, а потом они вместе уехали из Карачаевска… Бог весть куда…
Но я думаю, нас, беспамятных, где-то бесчувственных, извиняет то, что в сердце каждого из нас – учеников 10 «А» 1972 года выпуска – осталась признательная память о педагогическом таланте Вали-Пети, которая делала все ради того, чтобы в нашей жизни не было места бездуховности, безразличия к истории своего народа, пренебрежения к человеческим чувствам.