В 1944 году по ночному Карт-Джурту шел солдат с рюкзаком на плече. Шел медленно, прислушиваясь к ночным звукам. Чудилось, весенний ветер несет их отовсюду – с улиц, переулков, с родных, до боли знакомых гор и скал. В прорехе черных облаков изредка появлялась луна, обливая кладбищенским светом улицы, дома. А вот и родной дом с покосившимися ставнями, разрушенными порожками. Только, затаившись в полной темноте, Хаджи-Осман Лепшоков туда заходить не стал, ибо в Баталпашинской он встретил своего друга Ивана Стрельникова, который сказал: «Не езжай в аул, ваших там никого нет – их сослали в Среднюю Азию. А я, если надо, помогу деньгами». «Я пойду в кромешной темноте, так что не нервничай, не переживай за меня. Вернусь, дам знать о себе». Он не помнил, сколько времени простоял у родного дома – у него не было сил встать и уйти, потому как душили воспоминания…
В далеком 1941 году ему было неполных двадцать лет. Наружность Хаджи-Османа была далеко не богатырской, оттого в детстве многие из его сверстников пытались в борьбе на поясах, метании камня обыграть его. Но не тут-то было – Хаджи-Осман был на редкость сильным, ловким парнем, о чем красноречиво свидетельствует один факт. Горский календарь, как и старославянский, гласит: «Летом у мужчины всего три заботы – косить, пахать и сеять». В ауле большую ораву, какая была в семье Джамболата, в те времена было не прокормить, так что все подымались в горы, поближе к пастбищам и сенокосам. В 1944 году по ночному Карт-Джурту шел солдат с рюкзаком на плече. Шел медленно, прислушиваясь к ночным звукам. Чудилось, весенний ветер несет их отовсюду – с улиц, переулков, с родных, до боли знакомых гор и скал. В прорехе черных облаков изредка появлялась луна, обливая кладбищенским светом улицы, дома. А вот и родной дом с покосившимися ставнями, разрушенными порожками. Только, затаившись в полной темноте, Хаджи-Осман Лепшоков туда заходить не стал, ибо в Баталпашинской он встретил своего друга Ивана Стрельникова, который сказал: «Не езжай в аул, ваших там никого нет – их сослали в Среднюю Азию. А я, если надо, помогу деньгами». «Я пойду в кромешной темноте, так что не нервничай, не переживай за меня. Вернусь, дам знать о себе». Он не помнил, сколько времени простоял у родного дома – у него не было сил встать и уйти, потому как душили воспоминания…
В далеком 1941 году ему было неполных двадцать лет. Наружность Хаджи-Османа была далеко не богатырской, оттого в детстве многие из его сверстников пытались в борьбе на поясах, метании камня обыграть его. Но не тут-то было – Хаджи-Осман был на редкость сильным, ловким парнем, о чем красноречиво свидетельствует один факт. Горский календарь, как и старославянский, гласит: «Летом у мужчины всего три заботы – косить, пахать и сеять». В ауле большую ораву, какая была в семье Джамболата, в те времена было не прокормить, так что все подымались в горы, поближе к пастбищам и сенокосам. Вот и Хаджи-Осман поднялся с отцом на кош, который находился в десяти километрах от Микоян-Шахара. Однажды, пася овец, он увидел тонущего в Кубани мальчишку. Спасти его по идее было нереально, так как Лепшоков стоял на горе, а голова мальчишки над бурунами уже практически не показывалась. Тем не менее, он рискнул и спас мальчонку. Слухом земля полнится, и вскоре дом Лепшоковых заполнили родственники спасенного ребенка. Им оказался Солтан Текеев, который впоследствии станет одним из ведущих прокуроров Карачаево-Черкесии.
В 1939 году Хаджи-Османа призвали в армию. Служил в Латвии. Начинать рассказ о войне положено с тех мест, где она для каждого начиналась. Это была Латвия.
В то роковое раннее утро батальон молодых бойцов подняли по тревоге. Все спали крепко, но вскочили мгновенно. Построились с полной выкладкой, получили боеприпасы, за спиной – винтовка, а также вещмешок. Все мысли – о предстоящем первом бое, но начало войны оказалось очень тяжелым. Судите сами, уже 26 июня немцы захватили Даугавпилс, затем Лиепаю, 1 июля была оккупирована Рига… После жестоких боев наши солдаты стали отступать. Хаджи-Осман воевал в пехоте, которой на войне всегда достается больше всех, но он считал, что ему повезло. Как тут не вспомнить поэтические строки одного из фронтовиков: «Повезло мне, повезло по большому счету, неприятелю назло я попал в пехоту».
Пехотинец Лепшоков был водителем, да таким искусным, что все диву давались, откуда у парня с гор такое умение. Но откуда всем было знать, что Хаджи-Осман уже в десятилетнем возрасте мог завести машину без ключа, «напрямую», как говорят профессионалы. И потому, когда наши отступали, в иные моменты на иных дорогах остановиться – означало прочно застрять и стать мишенью для прицельного огня вражеских истребителей, и только истинное мастерство Хаджи-Османа в сочетании с интуицией яростно вели его взбесившуюся машину…
Кончалась осень. Облака все чаще приплывали с северо-запада разбухшими от влаги, разражаясь на землю холодными дождями или пороша крупяным снегом. Войска 99 – го полка 152 отдельной танковой бригады стояли под Воронежем. Положение было очень критическое. Противник сосредоточил здесь огромные силы, рассчитывая прорвать оборону и отрезать Москву от нефти и продовольствия Юга. Под Воронежем Хаджи-Осман впервые сошелся с врагом врукопашную. Немец бросился на него с кортиком, но Лепшоков быстро свалил его на землю саперной лопаткой. Кортик долго хранился в семье Лепшоковых и был утерян, когда карачаевцы возвращались на родину после депортации. Но пока он ничего о судьбе родных не знает, кроме того, что отец, которому уже было не по возрасту сражаться, рвется на фронт. Хаджи-Осман пишет домой: «Поверь, отец, тебе здесь нечего делать. Со мной служат такие отчаянные, такие храбрые солдаты, что за нашу Родину можно быть спокойным. Это Николай Смирнов, Михаил Мельников, Алий Кучумов, Ян Чилирис, Руслан Ольмезов. Кстати, Руслан – наш командир, и он из Кабардино-Балкарии…»
Но не подчиненность и место каждого в бою определяли человеческие отношения Хаджи-Османа и каждого, кого он назвал в своем письме. Они дружили. Дружили без пышных, выспренных слов, доверяли свои жизни друг другу. Каждый из них к 1943 году уже многократно проверил другого в боях и прежде всего по взаимной бескорыстной помощи, когда во имя сохранения жизни идущего с тобою рядом любой из них считал своим первейшим долгом взять огонь на себя. Может, потому ему везло на фронте. Хаджи-Осман был дважды тяжело ранен, но остался жив.
– Вскоре наши войска перешли в наступление. Но, отступая, фашисты поджигали дома, сжигали целые села, деревни. Наши войска пытались стремительностью помешать им, – вспоминал Хаджи-Осман, – так что пехота шла вперед, воюя с врагом и пожарами…
Июнь 1944 года. В составе первого Прибалтийского фронта часть, в которой воевал Лепшоков, принимает участие в операции «Багратион», освобождая Белоруссию и часть Прибалтики.
Вермахт нес тяжелые потери, потому что Гитлер запретил любое отступление под страхом смерти, но потери несли и наши войска. В частности, тяжело был ранен и Лепшоков. Три месяца в госпитале. И вердикт врачей: «Отвоевался, парень. Мы сохранили тебе руку и ногу, но это только видимость. Эти раны тебе еще не раз аукнутся. Возвращайся домой…»
…И вот он, кавалер ордена Отечественной войны первой степени, множества медалей, едет домой, не зная, что в будущем его ожидает многое, чего заранее не предусмотришь и не спланируешь. А именно то, что его родной народ депортирован в Азию, а в Карт – Джурте живут грузины.
…Хаджи-Осман встал спозаранку, еще даже петухи не пели. По-весеннему полноводная Кубань поднялась выше обыкновенного уровня и залила огороды в низине. Увидев это, он вспомнил спасенного мальчишку из Кубани, и то, как отец пожал ему руку «Молодец, сын!» Отец с той поры, как он помнил себя, был главным человеком в их семье.. Хаджи-Осман во все глаза долго смотрел по сторонам – на свой родной полуразрушенный дом, на горы, легкий силуэт которых напоминал японскую гравюру на дереве… Как знать, скоро ли он вернется сюда и вернется ли?
Родных Лепшоков нашел в Таласе Киргизской ССР. Здесь он обзавелся семьей, а избранницей стала женщина, которая первый раз была замужем за сыном легендарного Каспота Кочкарова – народного поэта Карачая. Лепшоков работал в артели для инвалидов. К тому времени у него подрастало пятеро детей. В Карачае на свет появятся еще два малыша.
На вожделенной родине он, как и многие другие, стал открывать для себя новую красоту жизни на фоне тех чудовищных нелепостей, которые принесли война и депортация. Работал чабаном, трактористом, скотником, словом, брал на свои плечи ношу потяжелей, вел за собой других, увлекая не уговорами и посулами, а личным примером. Его трудовая доблесть была отмечена не раз и на разных уровнях, но до конца своих дней он оставался в тени собственных фронтовых и трудовых достижений, не любил рассказывать о своей судьбе. Но вот дочка Фатима – в отличие от сестер Рахимат, Дарико, Дарьи, Любы и братьев Дагира и Солтан-Мурата – оказалась весьма настойчивой, и не в последнюю очередь, видимо, потому, что работает в республиканском книжном издательстве, она сумела разговорить отца. И записать его бесхистростные, где-то лишенные хронологической последовательности, точности, воспоминания. Но вот что она помнит четко и ясно, так это его последние слова: «Я не рассказывал вам ничего, потому что делал на фронте все, что было нужно для победы, и делал это потому, что не мог этого не делать. А не ради славы или каких – бы то ни было внешних геройских эффектов».

НА СНИМКЕ: ветеран войны Хаджи-Осман ЛЕПШОКОВ.
Фото из семейного архива.