Тот мартовский день для жителя города Черкесска  Владимира Яковлевича Абакумцева начался, как обычно, с утренней прогулки по городу. Еще немного посидел в парке – не в одиночестве, нет, – листья кленов бесшумно подсаживались к нему на скамейку, как старые добрые знакомые. Часов в десять пришел домой, а тут позвонил старый друг.
– Последний номер «Ветерана» не читал?
– Нет, а что там?
– Почитай заметку «Награда ждет героя». Похоже, что в ней идет речь о вашем Петре. Ты не волнуйся…, – там, на другом конце провода, слова подбирались с трудом, но Владимир Яковлевич их уже не слышал…
Киоск был в двух шагах от дома, а он шел, точнее, бежал, показалось, вечность. Купил приложение и, присев на лавочку, стал лихорадочно искать сообщение. Перевернул первую, вторую, третью, четвертую страницы. А вот и нужный заголовок. Не успел прочесть его до конца, а глаза уже выхватили родное: «…Петр Яковлевич Абакумцев». И сердце стало отстукивать удар за ударом, словно колокол…
– Вам плохо? – участливо спросила сидящая напротив девушка. А его вдруг действительно охватило ощущение расслабленности, плохости, какое бывает после обморока или тяжелой болезни, и такая тоска по братьям, отцу, матери, что по лицу безудержно покатились слезы. Так многое и так отчетливо вспомнилось…

Тот мартовский день для жителя города Черкесска  Владимира Яковлевича Абакумцева начался, как обычно, с утренней прогулки по городу. Еще немного посидел в парке – не в одиночестве, нет, – листья кленов бесшумно подсаживались к нему на скамейку, как старые добрые знакомые. Часов в десять пришел домой, а тут позвонил старый друг.
– Последний номер «Ветерана» не читал?
– Нет, а что там?
– Почитай заметку «Награда ждет героя». Похоже, что в ней идет речь о вашем Петре. Ты не волнуйся…, – там, на другом конце провода, слова подбирались с трудом, но Владимир Яковлевич их уже не слышал…
Киоск был в двух шагах от дома, а он шел, точнее, бежал, показалось, вечность. Купил приложение и, присев на лавочку, стал лихорадочно искать сообщение. Перевернул первую, вторую, третью, четвертую страницы. А вот и нужный заголовок. Не успел прочесть его до конца, а глаза уже выхватили родное: «…Петр Яковлевич Абакумцев». И сердце стало отстукивать удар за ударом, словно колокол…
– Вам плохо? – участливо спросила сидящая напротив девушка. А его вдруг действительно охватило ощущение расслабленности, плохости, какое бывает после обморока или тяжелой болезни, и такая тоска по братьям, отцу, матери, что по лицу безудержно покатились слезы. Так многое и так отчетливо вспомнилось…
Четверо сыновей было у Якова Ивановича и Марии Романовны Абакумцевых. Все красивые, работящие, а главное, дружные, водой не разольешь. Но особая статья – старший брат Петр. Образования кроме шести классов не имел, но стихи мог читать наизусть часами. Свои? Чужие? Теперь уже никто не скажет. Петр ничего не умел делать вполсилы и отдавался всем своим влечениям неистово. Частенько пытался научить играть в шахматы младших и очень огорчался их промахам: «Эх вы, бестолковые, шахматы учат логически мыслить». Шуткам и затеям не было конца. Но за шутливостью угадывалось нежное сердце.

В последний раз все вместе собрались 20 июня сорок первого и устроили домашний концерт в саду. Петр играл на гармони, Владимир на мандолине, Саша с Леней пели, читали стихи, танцевали под старую, заигранную пластинку «Рио-Рита». И был спокойный белый дождь – вишни отцветали…
Война перечеркнула все, войдя в каждый дом горестными проводами на фронт. Первым ушел Александр, а спустя некоторое время пришла телеграмма от Володи, учившегося в Буйнакске: «Еду на фронт. Буду проездом в Невинномысске». Разволновалась мать, в телеграмме не было точно указано, в какое время будет проходить поезд в Невинномысске. Всю ночь провозилась она у печи, а утром – на вокзал. Даже опытному мужчине не просто было бы на многочисленных загруженных составами путях найти нужный эшелон. Но она была матерью и искала своего сына. Ждал мать и Владимир. Но лишь увидел и подбежал к ней, как раздался сигнал к отправлению. «Возьми, сынок», – здесь же, на путях, суетясь, доставала мать из сумки свертки и совала сыну. А его уже торопили. И лишь взобрался на подножку, как увидел Петра. И услышал: «Держись, браток! Скоро и я за тобой!» Только одно мгновенье и видел Владимир старшего брата…
Долго стояли мать и Петр, глядя вслед уже давно скрывшемуся поезду.
«Пошли, мама. Устала ты, наверное, да и мне завтра рано вставать. В командировку еду…», – Петр отвел глаза в сторону.
– Значит, на фронт, сынок, – только и сказала Мария Романовна. И опять ночь без сна…
В ноябре 1943-го пришла повестка Леониду. Всех сыновей провожала мать с болью и боязнью, а тут не по себе стало. Слегла. Слегла, и все тут. Вызвали фельдшера, тот был немногословен: «Нервы, переутомление, недоедание». Да мало ли причин для болезней было тогда. Но главная – младшенький, восемнадцать только исполнилось, уезжает на фронт. И все же на другой день пересилила себя, встала, собрала в дорогу.
И пошли письма.
«Здравствуйте, родные мама и папа! Я теперь артиллерист, то есть командир артиллерийского дивизиона. С армейской жизнью освоился. Хорошую закалку дала мне учеба в военном училище. Как Петро, Сашок? Что пишут?… Владимир».
«Мамочка, родная, я знаю, что для тебя самое большое лишение – ничего не знать о нас. Но ты можешь быть совершено уверена в полной нашей безопасности… Мама, кормят нас до того замечательно, что я позволяю себе привередничать. Сейчас допишу вам письмо и начну писать Александру. Наконец-то я стал от него довольно регулярно получать письма. Леня».
Лихое время разбрасывало братьев в разные места, и поэтому не всегда было просто восстановить связь друг с другом. Большей частью держали ее через родителей.
«Товарищ капитан! Бесконечно жду твоих милых писем. Мне уже известно (мама написала), что ты награжден орденами Ленина и Красной Звезды. Горжусь тобой, каждый день и час желаю тебе здоровья, сил и бодрости. Пиши чаще, Петро. И имей в виду, что все твои письма, и не только твои, но и Сашины, Леонида, я дословно переписываю и отсылаю копии маме… Владимир».
«…Мамочка, родная, не переутомляй себя. Не беспокойтесь с отцом за нас. Одеты мы тепло, в валенки, шапки – ушанки, меховые рукавицы, ватные штаны… Саша».
Письма матери к сыновьям не сохранились, и мы можем только гадать о том, какие наставления, советы были в них. Но, судя по тому, как сыновья тщательно перечисляли, что ели, во что одеты, Мария Романовна очень беспокоилась. Сколько теплых варежек, носков связала мать бессонными ночами, сколько – из последнего – собрала посылок на фронт! И, наверное, в каждом письме просила, чтоб берегли себя…
«Мама, вот ты пишешь, берегите себя. Но беречь себя – это беречь Родину, Москву, наш маленький славный дом. Володя».
«Володя! Тебе и Лене, мы-то с Сашей постарше, выпало на долю очень рано начать самостоятельную жизнь. Но я уверен в вас, братья, в вашем благородстве, в вашем сильном характере. Одна лишь просьба к вам – матери и отцу пишите при первой же возможности. И себя берегите. Продержитесь как-нибудь до конца, до победы, а там, ох как заживем. Петро».
Солдатские письма! Сколько их затерялось на фронтовых дорогах! А эти вот сохранились чудом. Читаешь их, и словно смотришь в светлые окна далекой юности братьев Абакумцевых. И так эти письма насыщены духом времени, так непосредственно раскрывают характер, душевные качества братьев, что кажется, лучше, чем они сами говорят о себе в письмах, о них не расскажешь. В этих строчках нет отчаяния, страха нет. Как и нет желания поделиться своими бедами. Иные и письмами не назовешь. Три-пять строчек. Вот как это: «Мама, папа, люблю вас крепко. Леня».
«…Подложив в печурку дров, подправив светильник, пишу вам письмо. На улице ночь, темная, морозная. За окном шумит ветер, качая верхушки посеченных осколками сосен. Скоро Новый год. Единственный подарок, который мы можем сделать всей стране, своим родным, – добить немцев. Володя».
«Разрешите доложить, я жив. Александр».
«Скоро Новый год, закрываю глаза и воображаю такую картину. Мы все дома. Ночная в снегопаде тишина. С утра мы с Ленькой уходим на базар, выбираем елку позеленей, посмолистей, а потом ее все наряжаем. И вот уже подрагивают елочные бусы, на толстых невидимых нитках поворачиваются стеклянные шары. И тут, мама, приходят в гости Петро и Ольга, а на руках у них маленький толстенький малыш. Кстати, мама, давно не получал от Петра писем…»
«Мы наступаем, а это значит, что нет ни одной свободной минуты… Мама, мы уже идем по Чехословакии, то есть с каждым днем ближе к Берлину, а значит, и к дому…» – писал Петр 7 ноября 1944 года.
Письмо это только начало свой путь, а там, далеко, вскрикнув, проснулась от ужасного сна, не умея его объяснить, мать… Ибо это было его последнее письмо. Он так и не дошел до дома, в этот же день был убит в бою за маленький поселок Дыба. Во время атаки пуля ударила Абакумцеву в голову. Последнее, что он успел сказать подбежавшим товарищам: «Не сообщайте моим. Выздоровлю – сам напишу».
«Петра нет… Петра нет… То, чего я боялся, о чем я боялся даже подумать, стало правдой. Мама, родная, у меня одно чувство, одно желание мстить. Отомстить этим гадам. Об одном прошу у судьбы, чтоб остались невредимыми Саша и Леня. Владимир».
Но не пощадила их судьба. Командир противотанкового орудия Леонид Абакумцев погиб в боях за станицу Крымскую Краснодарского края. Но об этом дома долго не знали.
…Город спал, потушив огни, когда Александр подошел к дому. Приехал он в Черкесск, правда, утром. Подождал, пока рассосется неразбериха на вокзале, да расселся на вокзале. И лишь поздней ночью явился домой.
– Как же это, Сашенька, – только и прошептала Мария Романовна, – люди домой отписывают, что домой едут, а ты молча… Ой, да что же это я … – И тут же стала названивать посудой. Засуетился и отец. И пока Александр ел на кухне под пристальным взглядом отца, мать торопливо взбивала подушки, стелила белоснежные наволочки, простыни. «А теперь отдохни, сынок. Может, ножки помыть тебе с дороги?»
«А нет их у меня…» – Александр хотел поправиться, сказать, что ампутирована у него одна нога, но слова застряли в горле. Лицо у матери стало как полотно, платок съехал с головы, и, казалось, белизна, закрыв лоб, перешла на волосы. Мать была седой…
А потом окончилась война. В 1954 году не стало Александра, ушли на вечный покой мать и отец. А сам Владимир Яковлевич, несмотря на тщетность усилий, все искал и искал могилы братьев. И может, поэтому, где бы он ни был, все останавливался у братских могил, вчитывался в чужие фамилии, носил к ним цветы. Потому что все погибшие на войне, говорил, наши братья, отцы и деды. И все они в этой земле, по какой мы ходим, на которой живем, любим, помним. А весточки от них еще будут долго-долго идти, потому что даже если звезда давно погасла, луч ее, веселый и яркий, еще долго пронзает пространство, неся людям ласковое сверкание…
Но я хочу возвратиться в тот мартовский день 1988 года. Прошло немало времени, прежде чем Владимир Яковлевич совладал с собой и заново раскрыл газету: «Орденом Александра Невского награждены… капитан Петр Яковлевич Абакумцев, 1912 года рождения…» Порыв тоски накатился и прошел. Потемневшие глаза Владимира Яковлевича были полны печали и гордости. Не скажешь, чего больше…
Большой любовью, радостью и гордостью для семьи Абакумцевых был и оставался первенец Петр. Его живой образ, как и образы Лени, Александра, Владимиру удалось сохранить в своем сердце, несмотря на промелькнувшие десятилетия, до последних дней своей жизни. И всякий раз его, ветерана, участника прославленных сражений, прошибала слеза, когда он брал в руки орден Невского. Орден старшего любимого брата…