Если вы давно не видели республиканскую больницу – стоит посмотреть. Капитально отремонтированные и реконструированные здания, приведенные в порядок прилегающие территории – облик ЛПУ изменился поразительно. И эти изменения видны не только во внешнем декоре зданий, скверах с ажурной оградой, фонарями, покрытых плиткой аллеях. Они заметны и во внутренней отделке коридоров, палат, кабинетов с новыми евроокнами, мебелью, блеском полов, дверей и стен. Невольно задумаешься: сколько колоссальных средств было потрачено на это, сколько вложено труда, какое внимание уделяет власть новой России улучшению здоровья населения.
Но не спешите попасть в палаты этой больницы в качестве пациента. Почему? Поделюсь личным опытом. 25 февраля т. г. по неосторожности среди ночи я выпил вместо сока уксусную кислоту. Естественно, получил ожог пищевода и гортани. И как следствие: изжога, икота, кашель, давление под 200, пульс за 100. Подавленность. Ни сна, ни аппетита. Утром 26-го вызвал скорую. Медики приехали незамедлительно. Опросили, сделали соответствующие уколы и с постельным бельём доставили в приёмную республиканской больницы.

Если вы давно не видели республиканскую больницу – стоит посмотреть. Капитально отремонтированные и реконструированные здания, приведенные в порядок прилегающие территории – облик ЛПУ изменился поразительно. И эти изменения видны не только во внешнем декоре зданий, скверах с ажурной оградой, фонарями, покрытых плиткой аллеях. Они заметны и во внутренней отделке коридоров, палат, кабинетов с новыми евроокнами, мебелью, блеском полов, дверей и стен. Невольно задумаешься: сколько колоссальных средств было потрачено на это, сколько вложено труда, какое внимание уделяет власть новой России улучшению здоровья населения.
Но не спешите попасть в палаты этой больницы в качестве пациента. Почему? Поделюсь личным опытом. 25 февраля т. г. по неосторожности среди ночи я выпил вместо сока уксусную кислоту. Естественно, получил ожог пищевода и гортани. И как следствие: изжога, икота, кашель, давление под 200, пульс за 100. Подавленность. Ни сна, ни аппетита. Утром 26-го вызвал скорую. Медики приехали незамедлительно. Опросили, сделали соответствующие уколы и с постельным бельём доставили в приёмную республиканской больницы.
Скорая уехала, а меня вскоре направили с листком скорой помощи на 7-й этаж для получения помощи. Но помощи не оказали под тем предлогом, что нет заключения эндоскописта, и отправили обратно, в приёмную. С пометкой «Citо» доктор в приёмной Фатима Касаева (фамилию узнал позже) направила меня в поликлинику к эндоскописту. И вот жду я этого эндоскописта час, два и более. Оказывается, она на совещании, которые здесь проводятся строго по четвергам в это время, о чем, думаю, в приемной должны были знать. Я – пожилой человек (78 лет), у меня кашель, изжога, икота, рвота, учащенное сердцебиение и вид такой, что медсестра этого отделения поликлиники вынесла мне стул, дважды воды приносила, беспокоилась, утешала, звонила. В третьем часу эндоскопист (Чемаева Б.Д.) пришла, и сразу – через горло зонд. (После этого я уже не мог глотать). Пишет справку. Заключение:
1. Ожог, эрозивное язвенное повреждение пищевода.
2. В полости желудка пища! (для ясности: паралич ЖКТ).
Со справкой возвращаюсь в приёмную. Ознакомившись с ней, доктор Касаева уже не отправляет меня на 7-й этаж. Она заявляет: «Теперь обращайтесь с этой справкой к хирургам горбольницы. Они решат». «А зачем же вы канителили, мучили меня? – возмутился я. – Зачем к вам привезли?.. Помогите!». Но, руководствуясь, видимо, соображением не испортить показатели выживаемости пациентов, Ф. Касаева категорично заявила: «Мы принимаем сельских больных, а городских – городская. Не просите», – и вручила мне справку.
Возражать и будить чувство гуманности у меня больше не было сил. Еле держался на ногах. На такси добрался домой и… пролежал без сна и еды двое суток. А 28 февраля вызвал скорую снова. Приехала. Снова уколы: обезболивающие и от тахикардии. Везут опять в республиканскую больницу. Я возражаю, поясняю, что надо в городскую, что в республиканской меня уже раз не приняли. «Нет, – уверяют, – примут». Привезли. Фельдшер «Скорой помощи» Мадина Ахмедова вроде бы договорилась (опять же с Ф. Касаевой), что меня положат на стационарное лечение. И уехала. Доктор (Касаева) приказала подождать в коридоре до приезда хирурга отделения.
Минут через… сорок он пришел. Ознакомившись со справкой, заявил: «Идите в поликлинику. Пусть эндоскопист сделает назначение лечения». Я возразил: «Накануне мне три часа пришлось там мучиться. И снова?! Вы же сами можете сделать назначение». Он согласился. На клочке бумаги отписал, каких, сколько принимать лекарств. Автографа своего не поставил. А бейджика на нем не было.
– Хирургического вмешательства не требуется, – заключил он. – А это можно и дома.
– Но мне бы капельницы. Я ослаб. Без еды уже четыре дня, – попросил я.
Но он пожал плечами и ушел.
Дома мне полегчало, но не совсем. Второго марта я снова вызвал скорую. Приехала, к счастью, та же фельдшер (Мадина Ахмедова). Удивилась, что я не в больнице. Сделала укол и предложила ехать…. в республиканскую больницу. Я в письменной форме отказался туда ехать, «так как они дважды не приняли меня». Фельдшер, выразив сожаление, сделала опять какие надо уколы и обстоятельно пояснила, какие лекарства и когда принимать, что, когда, сколько и в каком виде кушать. Уехала.
Но четвертого марта мне стало вновь невмоготу. Вызвал скорую и согласился ехать… в городскую больницу. В приемной горбольницы, ознакомившись со справкой эндоскописта, долго с кем-то созванивались и той же скорой отправили меня в… республиканскую больницу. Приняла меня опять же Ф. Касаева. Выразила испуг и удивление (видимо, оттого, что я еще живой) и не сразу, а после сдачи анализов и обследования на ЭКГ направила в сопровождении медсестры в хирургическое отделение № 1. Здесь сделали пять капельниц, много уколов. Стало значительно легче.
Возникает вопрос: всех ли больных так же принимает республиканская больница или не всех. И что служит критерием: социальное, возрастное, национальное или предсмертное состояние пациента? Смею утверждать: не всех! Буквально на следующий день моей госпитализации в нашу палату поступил больной – молодой человек спортивного вида из Джегуты в сопровождении полдюжины таких же молодцов, медсестры, хирурга и даже милиционера. Он жаловался на колики в желудке. Его уложили, сделали обезболивающий укол, капельницу, а уже потом и анализы взяли. Подозревая желудочное кровотечение, тут же ввели зонды-трубочки. Это для вытяжки желудочного сока. К счастью, опасение на счет кровотечения не подтвердилось. На другой день молодой человек с удовольствием ел хычины, манты и запивал соком. Предложил и мне. Я отказался. По диете мясное не подходило.
В обед я первый раз пошел в столовую.
– На первое суп, – попросил я, – на второе…
– А второго нет! Закончилось, – сказала мне раздатчица и развела руками. Я удивился и удалился.
На второй день повторилось то же. Суп, а второго не досталось. Я уже возмутился и попросил хотя бы гречневого гарнира.
– Гречка закончилась, – отрубила раздатчица. – Вот макароны отварные и капуста. Пожалуйста, – и положила в мою чашку макароны длиной в палец и щепотку подкрашенной капусты.
«Как же так, – задумался я, – на стене столовой стенд, где в рамках 8 (восемь) вариантов диет, а на деле даже и одного нет. Не хватает. И это при том, что процентов 30-40 больных в столовую не ходят, питаются домашней едой. А если из дому принести некому? Как мне, одинокому. Тогда что? По миру идти? Есть, правда, магазин. Но там из мясного: копченые куры, колбасы. А они вразрез с диетой, которая для больных желудком, как известно, – лучшее лекарство».
На третий день второе мне все же досталось. Я был в числе первых. Но, знаете, и в число первоочередников попасть сложно. В столовой настенного расписания завтрака, обеда, ужина нет! Еда отпускается по усмотрению раздатчицы: в течение часа и более. Так что больные с тарелками приходят, стоят – стоят, а порой и уходят не солоно хлебавши.
Так, 11 марта, в день своей выписки, я проголодался и решил позавтракать основательно. Пришел в столовую к 9-00. Прошло 20, 30, 40 минут – не открывают. Больные подходили, стояли – стояли с чашками-тарелками, повозмущались и разошлись. Но я решил стоять до конца. А тут увидел проходящего мимо заведующего отделением Татаршао.
– Мухарби Хаджи-Бекирович, – обратился я к нему, – а почему сегодня завтрак отменили? По случаю Великого поста?
– Вы из какой палаты?! – спросил он меня сердито, от чего мне стало как-то не по себе.
– Из сто третьей, – ответил я. Он посмотрел на меня строго, очень строго, и ушел. В сторону столовой даже не взглянул.
Но я остался. В 10-05 двери столовой отворились, и я был удивлен тем, что раздатчица… завтракает. Она вскочила и со словами: «Раз вы один, я вам даже молочка добавлю», – отпустила каши. Спрашивается, на что это похоже? Беспредел!
Нельзя умолчать и о бытовом «обличии» отделения. На стенах висят предупреждающие объявления: «В верхней одежде не входить», «На подоконники не садиться». А куда девать одежду, если общая гардеробная больницы только для ее персонала и замкнута? И куда садиться посетителям и больным, если ни в палатах, ни в холлах стульев нет? Скажем, в этом отделении три холла. В первом столик и два стула из железа и фанеры, каких теперь и на свалке не сыскать. Во втором холле ничего, кроме занавесок. В третьем с одной стороны большой аквариум с рыбками и, скопом в углу, посудины с цветами, а с другой стороны штабелями сложены оконные рамы, двери, каталки. И ни одного стула. Картина неприглядная. Вот и садятся люди на подоконники, а больные прячут одежду под матрацами.
Справедливости ради замечу, что так не во всех отделениях. Например, в отделении сердечно-сосудистой хирургии, что располагается напротив, в холлах и цветы расставлены как надо, и столы и скамейки модные, под стать облику помещении, и шкафы для одежды есть. Бесспорно, заведующий отделением Татаршао Мухарби Хаджи-Бекирович – эрудит: и профессор, и доктор медицинских наук, и заслуженный врач РФ, и операции делает блестяще. Светило, без преувеличения. Но хотелось бы, чтобы его свет распространялся и на столовую, и на быт, и на состояние подушек и матрацев (они в отделении, похоже, ещё с 80-х годов прошлого века)….
Выписался я из больницы в состоянии удовлетворительном. Желудок мой переваривает теперь, кажется, всё. Вот только отказывается организм «усвоить» пережитое в КЧРКБ. К тому же появилась сердечная боль и тахикардия. Этого раньше не было. И я в раздумье: обратиться мне снова к докторам или в суд.

В. СЫРОМЯТНИКОВ,
пенсионер, в прошлом помощник депутата

Госдумы РФ III и IV созывов Н. Залипухина.