У карачаевцев много старинных песен. Некоторые из них настолько стародавние, что люди уже забыли, ког­да и кем они были сложены, и просто называют их народными. Но история песни «Кемисхан» известна доподлинно…     
Жил в а. Учкулане богатый уздень Умар Кочкаров. Все­го было достаточно у Умара. Одно лишь его печалило – не было у него сыновей. Одну за другой четырёх дочерей послал ему Аллах: Мамук, Батык, Нанакуш, Шахи. Когда же, наконец, родился у Умара сын, которого назвали Асланом, Кочкаровы на радостях позабыли все приличия. Мальчика пеленали только в шелковые пелёнки, денно и нощно его сторожили-охраняли няньки.
В честь рождения долгожданного наследника Кочкаровы решили устроить той – праздник с угощением, танцами и со­стязаниями: скачками, борьбой «тутуш» и стрельбой из ружья в мишень. На призовой кон были выставлены жеребец, бык и отделанное серебром ружье… Праздник продолжался несколько дней.

У карачаевцев много старинных песен. Некоторые из них настолько стародавние, что люди уже забыли, ког­да и кем они были сложены, и просто называют их народными. Но история песни «Кемисхан» известна доподлинно…     
Жил в а. Учкулане богатый уздень Умар Кочкаров. Все­го было достаточно у Умара. Одно лишь его печалило – не было у него сыновей. Одну за другой четырёх дочерей послал ему Аллах: Мамук, Батык, Нанакуш, Шахи. Когда же, наконец, родился у Умара сын, которого назвали Асланом, Кочкаровы на радостях позабыли все приличия. Мальчика пеленали только в шелковые пелёнки, денно и нощно его сторожили-охраняли няньки.
В честь рождения долгожданного наследника Кочкаровы решили устроить той – праздник с угощением, танцами и со­стязаниями: скачками, борьбой «тутуш» и стрельбой из ружья в мишень. На призовой кон были выставлены жеребец, бык и отделанное серебром ружье… Праздник продолжался несколько дней.
Но на семнадцатый день младенец умер. Горевали Кочкаровы и каялись, видя в смерти ребёнка наказание свыше за то, что перешли в своей радости все границы приличия и все меры.
А через некоторое время снова родился мальчик, которого назвали Азамат-Герий. В честь рождения ребёнка по обычаю зарезали овцу, но на младенца уже не обращали внимания: его запеленали в тряпки и положили в какую-то коробку у очага – словом, сделали все, чтобы чрезмерной радостью не сглазить рождение сына. Ребёнок благодаря Аллаху остался жив. А через год снова родился ­мальчик, которого назвали Даулет-Герий.
Последней, после четырёх дочерей и двух сыновей, родилась Кемисхан. Она была любимицей в семье, красавицей и к тому же искусной рукодельницей: шила, выши­вала золотом – это обязательно полагалось девушкам из благородных семей.
Многие сватали Кемисхан, но ее сердце принадлежало Азане Деккушеву из а. Хурзука. В знак своей преданности друг другу Азана и Кемисхан обменялись знаковыми подарками. Говорят, Кемисхан подарила Азане серебряный пояс в знак верности своему слову, а Азана ей – серебряную сбрую своего коня и камчу – короткую плётку, рукоять которой тоже была из чистого серебра с чернью.
Все бы хорошо, был Азана удалым, храбрым, дерзким джигитом, человеком слова и дела. Но он, разудалая голова, был еще и конокрадом.
В те времена старшиной а. Учкулана был двоюродный брат Умара Матай Кочкаров (родной дед композитора Марата Кочкарова). И вот получил Матай указ, в котором говорилось, что убийц и конокрадов будут судить одинаково: отправлять в ссылку в Сибирь. В числе таких людей был назван и Азана Деккушев. Пришёл тогда Матай к Умару и рассказал об этом. Опять собрались Кочкаровы: всем известно, что отправленный в Сибирь обратно не возвращается. А тут давно Кемисхан сватают Абайхановы из а. Дуута. Надо, не медля, выдать ее замуж в Дуут.
Кемисхан, услышав это, стала просить двоюродных братьев тайком отвезти ее в Хурзук к Азане. Никто не согласился. Тогда сказала она:
– Хоть передайте Азане, что меня насильно выдают замуж.
Опять никто не решился это сделать, боясь разгневать стариков. Тогда Кемисхан стала умолять своего родственника Топуша Кипкеева помочь ей убежать в Хурзук. Топуш рас­сказал Умару, мол, твоя дочь замышляет побег.     Услышав это, Кочкаровы заперли Кемисхан под замок и тут же передали Абайхановым, чтобы те не мешкали. А у Умара было четыре дома. Кемисхан с рыданиями металась между этими домами, не позволяя приблизиться к себе никому.
В это время с коша вернулся ее старший брат Азамат-Герий.
– Что за шум-крик? – удивился он, а узнав, в чем дело, вышел из себя. – Попробует кто-нибудь близко подойти к ней! Отца-мать не пожалею за насилие такое, – сказал он и снял с пояса пистолет, а потом приказал своему работнику: – Скачи в Хурзук, расскажи все Азане, пусть он немедленно увозит сестру.
Не успел работник выйти за порог, как его остановили:
– Спрячься куда-нибудь на некоторое время, а потом скажешь Азамат-Герию, что Азаны нет дома.
Работник – человек подневольный. Так он и сделал, как ему приказали.
Опечалился Азамат-Герий:
– Что поделаешь, Кемисхан, судьба твоя быть невесткой Абайхановых.     
Зарыдала в голос Кемисхан:
– Если и ты меня предал, как мне жить на свете? Убейте, но я за него не пойду!..
Рассказывали потом очевидцы, как она вцепилась руками в спинку резной деревянной кровати (садрач орундукъ) и никто не мог её оторвать, кровать ходуном ходила по всей комнате. Тогда Матай силой оторвал Кемисхан, так что от кровати отлетела щепка. Бросили Кемисхан, что называется, поперек седла и отправились в Дуут через перевал, а не по ущелью, избегая встречи с Азаной, хотя, говорят, жених и его друзья, опасаясь Азаны, приехали за невестой не днём, а ночью.
Что говорить, наверняка у Кемисхан в ту ночь надорвалось сердце. Не могли потом себе простить этот тяжёлый день ее сестры и братья. А больше всех страдал Азамат-Герий:
– Как я мог позволить себя обмануть!
А Азаны в ту ночь действительно не было дома, он поехал в другой аул за искусными гармонистками – на свою свадьбу. Вернувшись, он услышал недобрую весть.
– Ее родители – люди тёмные, – скрипнув зубами, сказал Азана. – А вот что я с Матаем сделаю – я сам знаю.
А у Матая были три прекрасных чистокровных жеребца, настолько породистых и дорогих, что их держали на железных цепях. Этих жеребцов Азана увёл в одну ночь. Той же ночью он угнал семнадцать лошадей Умара, отца Кемисхан.
А на следующий день Азана нацепил на себя всякую рвань, так, чтобы его никто не узнал, и отправился в Дуут на свадьбу. Только вышел он танцевать, как увидела его в окошко стоявшая по обычаю в углу Кемисхан и по­теряла сознание…
…Абайхановы к Кемисхан относились очень хорошо. Но до конца своей недолгой жизни так ни разу и не подняла­ глаз Кемисхан, ни разу не улыбнулась. У нее родилась дочь, которая умерла через год. Следом за ней ушла Кемисхан – говорили, от тяжёлой болезни сердца.
А Матая Кочкарова, уже старика, в тридцать седьмом году отправили на Соловки – за то, что был стар­шиной а. Учкулана. Оттуда он так и не вернулся.
Дом, в котором жила Кемисхан, стоит по сей день – уже старый. Еще сохранилась бархатная вышитая золотом шапочка, которую Кемисхан сшила сама. Да поныне поётся песня, которую Азана посвятил Кемисхан. Одни говорят – он сам написал песню, другие считают, что попросил сказителя и поэта Касбота Кочкарова написать ее, третьи убеждены, что песню сочинил народ. Когда Азана приезжал в Дуут, он спел эту песню. Это было накануне его ссылки в Сибирь. Толь­ко после революции он получил свободу. По дороге домой он заразился тифом и умер, так и не добравшись до родины. А песня осталась в народе – песня о несбывшейся любви. Наберите в Интернете «Песня о Кемисхан» – в каждой ноте звучат драматизм и глубокая тоска.
Откуда я это знаю? Из семейных преданий. Кемисхан – родная сестра моего прадеда Азамат-Герия Кочкарова­. И ее шапочка до сих пор хранится в нашем доме.

Шахриза БОГАТЫРЁВА.