Сегодня мы хотим познакомить вас с замечательным мексиканским писателем Висенте Рива Паласио (1832-1896). Известность ему принес исторический роман «Пираты Мексиканского залива» (Los piratas del golfo). Помимо литературного творчества Рива Паласио известен своей политической деятельностью, он был одним из организаторов сопротивления во время Франко-мексиканской войны 1861-1867 гг.
Вниманию читателей предлагаем его небольшой рассказ, литературный перевод которого выполнен журналистом нашей газеты, писателем и переводчиком Шахризой Богатыревой.

Сегодня мы хотим познакомить вас с замечательным мексиканским писателем Висенте Рива Паласио (1832-1896). Известность ему принес исторический роман «Пираты Мексиканского залива» (Los piratas del golfo). Помимо литературного творчества Рива Паласио известен своей политической деятельностью, он был одним из организаторов сопротивления во время Франко-мексиканской войны 1861-1867 гг.
Вниманию читателей предлагаем его небольшой рассказ, литературный перевод которого выполнен журналистом нашей газеты, писателем и переводчиком Шахризой Богатыревой.
Возможно, кому-то мой рассказ будет не интересен, но он меня глубоко взволновал. Я не могу оставить эту историю в себе и хочу поведать её, независимо от того, как она будет воспринята, – и в то же время опасаясь, что кто-то упрекнёт меня в чувствительности, а кто-то – в преувеличенной сентиментальности.
Но случаи, происходящие в жизни, как аккорды музыки: одни мы слушаем без волнения, а другие находят необъяснимый резонанс в самых тонких фибрах нашей души и мозга – и о них мы говорим или просто думаем: «Это – моя мелодия».
В одном из городков на севере Мексики жил Хулиан, я не знаю его фамилии, все просто называли его Хулианом. Это был счастливый человек: здоровый и крепкий малый, честный и трудолюбивый кузнец, своим ремеслом зарабатывавший даже больше, чем было нужно его семье. Конечно, он не был богатым или даже состоятельным. У него был небольшой домик в пригороде, и там, как в голубином гнёздышке, жили его мать, жена и сын. Все они вставали до восхода солнца, работали, пели и ели свой честный и радостный хлеб.
По субботам Хулиан приходил домой со своей недельной получкой и всю её отдавал своей жене, и она тратила деньги так рачительно и благоразумно, что деньги, казалось, приумножаются в её руках. Это было постоянно повторяющееся чудо, как с пятью хлебами Христа, и никогда не было такого, чтобы у Хулиана кончились сигары, а у свекрови не было рюмочки текилы к обеду.
Сыночка его звали Хуанито, это был чистенький, свежий, весёлый мальчик двух с небольшим лет. На своих неустойчивых, как у восьмидесятилетнего старика, ножках он гонялся за цыплятами или выдёргивал цветы в садике за домом. Но он был такой ласковый и нежный ребёнок, что за каждую шалость получал град поцелуев от отца, матери и бабушки, что заставляло его весело смеяться, показывая свои неровные молочные зубки.
Как-то вечером Хулиан сидел в кузнице и ждал еженедельной получки. Вдруг он услышал звон колокола своего церковного прихода, сообщавший о пожаре, и у него ёкнуло сердце. Вроде никаких причин для тревоги не было, и всё же сердце его сжалось, как будто это горел его дом. Сломя голову он бросился к себе и оказалось, что это так и есть: языки пламени пожирали его жилище, такое счастливое за несколько часов до этого. Все усилия были бесполезны: спасти от огня не смогли никого. Хулиан даже не спросил, как это произошло; за какой-то час он потерял всё, что составляло его жизнь. Вне себя, он бросился в огонь, какие-то сердобольные люди выхватили его оттуда, и более полугода он не приходил в себя.
Уже прошло четыре года, Хулиан, как всегда, печальный, с обычной пунктуальностью работал в своей кузнице. Из своей заработной платы он оставлял себе только на самое необходимое, а остальные деньги раздавал беднякам своего прихода.
Однако у него появилась странная привычка. По субботам он выходил на улицу с гитарой, заходил в дома и очень приятным голосом пел такие невесёлые и непонятные песни, что у мужчин сжималось сердце, а женщины плакали. И когда кто-то из них, прослезившись, предлагал ему деньги, он говорил с глубокой грустью в голосе: «Нет, сеньора, мне не нужны деньги, вы мне уже и так заплатили. Я прошу милостыню только из слёз».