Владимир РОМАНЕНКО. Ангел Татьяна

(Из воспоминаний моей мамы)

3 апреля в 11:18
8 просмотров

Апрельский рассвет робко проступал через полупрозрачную утреннюю дымку – не то туман, не то действительно дым от горевших домов – в трёх километрах на западе чадил пожарищами осаждённый Кёнигсберг, над которым после налёта авиации всю ночь полыхало яркое оранжевое зарево. Ночь, однако, была относительно спокойной, почти без стрельбы, если не считать редких пулемётных очередей, доносившихся со стороны города-крепости.

Татьяна знала, что обычно такие тихие ночи бывают накануне больших наступлений. В течение последней недели по дороге, у которой стоял фольварк1, где разместился прифронтовой госпиталь, непрерывно двигались тягачи с тяжёлыми артиллерийскими орудиями, грузовики со снарядами, вереницы танков, «катюш» и колонны солдат. Судя по всему, готовился решительный штурм Кёнигсберга, и вся эта мощь должна была обрушиться на головы тех, кто укрылся за стенами, казалось, неприступных каменных фортов. Разлившаяся предрассветная тишина напоминала тишину перед грозой.

Татьяна подошла к цистерне с водой и наполнила чайник. Из дома неторопливо вышел главный хирург – майор Трофимов; заметив её, он негромко произнёс:

– Здравия желаю, товарищ Татьяна!

– Здравия желаю, товарищ Вадим Евгеньевич! – в тон ему и с усмешкой ответила она. – Вообще-то, если уж «здравия желаю, товарищ», то не по имени, а по званию – «товарищ младший лейтенант»!

Трофимов, смутившись, опустил глаза и с грустью пробормотал:

– Ну, что поделаешь, если я человек насквозь штатский. Не получается у меня по уставу. Слава Богу, что я врач, а не комвзвода, а то бы в послужном списке были одни сплошные взыскания… И в строю я ходить так и не научился.

– От вас этого и не требуется, Вадим Евгеньевич, зато хирург вы замечательный, сколько жизней спасли…

Договорить она не успела – залп стоявшей неподалеку дальнобойной батареи потряс воздух, вслед за ним гулкими басами загрохотали крупнокалиберные гаубицы, завыли срывающиеся вверх реактивные снаряды. Все эти звуки слились в сплошной и непрерывный гром. Воздух сразу же стал упругим и густым, как смола, стены фольварка закачались и задрожали, а через несколько секунд со стороны Кёнигсберга докатилась оглушающая волна разрывов, заполнившая всё пространство – небо, землю, улицы и дома. Татьяна, зажав уши, бросилась в госпиталь, вслед за ней вбежал Трофимов.

– Начинается артподготовка, она продлится около часа. Потом – штурм крепости, а значит – поток раненых. Надо готовить операционную!.. Что с тобой, Таня?!

Татьяна стояла, прислонившись к стене, глядя в одну точку и приложив ладони к вискам. Каждый раз, когда начиналась канонада, возникала ноющая боль в затылке – напоминание о бомбёжке в 43-м. В тот день, когда бой шёл на улицах Вязьмы, казалось, что между жизнью и смертью осталось всего несколько недолгих минут.

…Март сорок третьего года был ветреным и слякотным, шли тяжёлые бои за станцию, город горел, поток раненых не прекращался уже несколько дней и ночей. Несмотря на то, что немцы отступали, их авиация по-прежнему постоянно висела в воздухе, бомбёжки были почти непрерывными. Прифронтовой госпиталь, в который Татьяна была направлена после медучилища и краткосрочных курсов военфельдшеров, ежедневно отправлял в тыл сотни бойцов с тяжёлыми ранениями, но на смену им поступали другие с переднего края. Этот кровавый конвейер с разорванными телами, стонами и криками казался нескончаемым, к нему было совершенно невозможно привыкнуть.

Начальник госпиталя подполковник Стрижаков вызвал Татьяну в свой «кабинет», оборудованный в кладовке здания школы, где расположилось его «хозяйство». Рядом с начальником сидел пожилой старшина медицинской службы.

– Товарищ подполковник, младший лейтенант…

– Вам задание, младший лейтенант, – сказал Стрижаков, прервав доклад вошедшей Татьяны. – Вот, у старшины в медсанбате скопилось много тяжелораненых, вывезти их нечем, а надо, и надо побыстрее. Бери нашу санитарную машину, водителя и езжай, привези их сюда.

– …Покрепче бы кого, больно хрупкая дивчина, – с сомнением в голосе произнёс старшина из медсанбата. – Справится?

– Она у нас из самых надёжных… Справишься? – Татьяна молча кивнула. – Вот и хорошо. Да и нет у меня сейчас больше никого. Езжайте.

Старенькая машина с крытым фанерой кузовом ехала медленно, как бы нехотя переваливаясь на ухабах, объезжая воронки на разбитой дороге, и только через полтора часа добралась до эвакопункта медсанбата. В кузове удалось разместить девятнадцать раненых бойцов, Татьяна села с ними, чтобы в случае необходимости оказать помощь. Холодный ветер дул в щели и дверь, солдат пришлось накрыть одеялами, предусмотрительно захваченными в дорогу шофёром Семёном Кузьмичём. Кузьмич работал до войны водителем автобуса, но, несмотря на то, что был он совсем не стар – чуть больше сорока, в строевую часть его не взяли из-за сильного плоскостопия и определили водителем в госпиталь.

Авианалёт начался внезапно и в самый неудачный момент, когда машина выкатилась на привокзальную площадь. Первая бомба разорвалась слева в десяти метрах, от взрыва машину сильно тряхнуло, вторая ударила совсем недалеко, выбросив вверх огромный фонтан земли. Машина подпрыгнула и остановилась, почему-то включился и непрерывно загудел сигнал. Следующие бомбы легли сзади, осыпав фанерную крышу камнями и осколками. Некоторые раненые пытались встать и выйти, другие стонали и звали на помощь. Татьяна выскочила наружу. Два немецких самолёта заходили в пике, машина стояла посреди площади с зажжёнными фарами и по-прежнему гудела, как будто взывая о помощи. Выпрыгнувший из кабины Кузьмич лежал ничком на земле, закрыв голову руками. Татьяна подбежала к нему и изо всей силы толкнула в бок.

– Кузьмич, ты жив?!! Поехали!!

Шофёр, приподняв голову, смотрел на неё широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Куда поехали?! Убьют же, точно убьют!

В это время ещё два взрыва прогремели где-то рядом. Татьяна вдруг почувствовала, что наступила почти полная тишина – лишь какой-то слабый звон, похожий скорее на комариный писк, стоял в ушах. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Кузьмич по-прежнему лежал ничком, боясь поднять голову. Постепенно стали проявляться отдельные звуки, Татьяна с трудом поднялась на четвереньки и что было силы рванула водителя за воротник.

– Вставай!! Поехали, там же раненые! Ну!! – выкрикнула она, почти не слыша своего голоса.

Кузьмич молча замотал головой. Татьяна выхватила из кобуры пистолет и, передёрнув затвор, направила его прямо в лицо шофёра.

– Вставай, сволочь, убью!!

Она подняла ствол вверх и нажала на спуск. От выстрела шофёр пришёл в себя. Он быстро поднялся на ноги, молча достал заводную ручку и рывком крутнул мотор…

Кузьмич сел за руль, Татьяна зло смотрела на него, не выпуская оружие из рук. Машина съехала с площади, быстро набирая скорость, помчалась по разбитой дороге, рискуя окончательно развалиться на какой-нибудь глубокой рытвине. Они были уже на окраине города, когда у станции снова загремели взрывы…

Через полчаса дорога пошла через сосновый лесок, Кузьмич свернул на обочину, заглушил мотор. Он закрыл глаза, положил голову на руль, просидев неподвижно и молча несколько минут, поднял лицо и взглянул на Татьяну. Бледная, как белёная стена, она откинулась на спину, глядя куда-то в бесконечность.

– Ты меня, сестричка, прости… нехорошо я себя держал. Если можешь, пожалуйста, никому про то не рассказывай…

Татьяна перевела на него взгляд и слабо улыбнулась:

– Мы ведь живы, правда, Кузьмич?

– Да живы, живы, только вот как там раненые – не знаю.

– Я пойду к ним, посмотрю.

Она приподнялась с сиденья, и Кузьмич увидел, что её рука по-прежнему сжимает пистолет.

– Ты эту штуку-то убери, а то не ровен час пальнёшь в кого-нибудь, – испуганно попросил он.

Татьяна подняла руку, потом тихо произнесла:

– Я… не могу…

Кузьмич, перехватив протянутую ладонь, разжал побелевшие пальцы девушки, вынул оружие, поставил на предохранитель и опустил пистолет в её кобуру.

В госпиталь они вернулись, когда стало вечереть. Один из раненых, выходя из автобуса, взглянул на водителя и, подняв уцелевшую руку, громко выкрикнул:

– Спасибо, друг! Ты нас, как ангел, вынес…

– Не мне спасибо! Вот кто вас вынес, она ваш ангел и есть! – он показал на Татьяну, которая неподвижно стояла у двери госпиталя.

Когда всех раненых переправили в палаты, она вдруг почувствовала настигший её страх. Ослабев от этого неожиданного чувства, она опустилась на скамейку и заплакала так же беззвучно, как, наверно, могут плакать только ангелы…

…Канонада над Кёнигсбергом затихла так же внезапно, как и началась. Майор Трофимов и Татьяна молча стояли у окна в приготовленной к работе операционной.

– Ничего, ничего, Таня, это, я думаю, для нас – последние дни войны, скоро всё закончится, вот увидите. И будем мы с вами удалять аппендициты и править переломы…

А вскоре после начала штурма во дворе госпиталя загудел мотор – прибыла первая санитарная машина с передовой.

Война всё ещё продолжалась…

___________________________________________________________________________

1 Фольварк – обособленное поселение, принадлежащее одному владельцу, помещичье хозяйство.

В. П. РОМАНЕНКО
кандидат технических наук, заслуженный работник культуры РФ, член Союза писателей России
Поделиться
в соцсетях
75 лет Победы Великая Отечественная война военный госпиталь история люди судьба человека