Хабиб Абазалиев был колоритной личностью

Творчество художника, скульптора Хабиба Абазалиева, которому в этом году исполнилось бы 85 лет, в нашей республике называют «музеем под открытым небом». И в этом нет никакой гиперболы – этот многоплановый, неординарный человек был наделен особым даром, мастерством на уровне гениальности.

Хабиб родился в ауле Джегута в 1937 году. Его отец, Асланбек Маткеевич, был ученым человеком, преподавал латынь в школе и арабском медресе, лечил людей травами. Когда его в 1937-м по ложному доносу забирали работники НКВД, он успел шепнуть беременной жене: «Если родится сын, родная, назови его Хабибом…»

В ноябре 1943 года семью Абазалиевых, как и весь карачаевский народ, депортировали в Среднюю Азию. Семья попала в село Кызыл-Кум. Здесь мальчик и пошел в школу, где самой большой любовью для него стало рисование.

Свой удивительный дар – талант художника он развивал потом всю жизнь. Нетрудно догадаться, что самобытность искусства народов Азии, горское вольнодумие, которое впиталось в Хабиба невидимо, поневоле с рассказами матери о Кавказе, его отце, материнская религиозность – все это, сплавленное в пылкой детской душе, сыграло свою роль.

В 1957 году, вернувшись на родину, Хабиб начал вести в родном ауле уроки труда и рисования. В 1968 году он поступил на художественно-графический факультет КЧГПИ. Учебу в институте совмещал с работой – занимался строительством и оформлением жилых домов и государственных зданий, оформлял интерьеры ресторанов, кафе в национальном стиле… Преподаватели, которым он был безмерно благодарен до конца своих дней: основатель худграфа, овеянный легендой, Василий Беда, Мария Ершова, Аслан Байчоров, Анатолий и Мария Хворостовы, Юрий Коробовский – только руками разводили, как Хабиб еще и за их требованиями поспевает и умудряется всегда быть в поиске.

На втором курсе шесть работ студента Абазалиева: сувениры «Танец Абизек», «Лезгинка», «Стемей» – отправляются за границу (три в Аравию, три в Германию). Еще через год ему предлагают невероятно сложный заказ из Министерств культуры и просвещения страны – выполнить карту вузов СССР, пединститутов и училищ России в виде барельефа из металла, пластмассы и стекла. В эти дни в его мастерскую, говорят, невозможно было зайти, потому что там нечем было дышать: разъедало глаза, забивало рот, перехватывало горло, а для Хабиба это были привычные запахи… Работа была принята и так высоко оценена, что его стали звать в Москву, обещая молочные реки с кисельными берегами, да только он не согласился…

К концу учебы стало ясно, что Хабиб не умелец, постигающий все чисто интуитивно, а человек достаточно образованный, на редкость профессионально подготовленный. И потому никто особо не удивился, увидев его дипломную работу «Ворота-решетки», специально изготовленную для родного института. Об этой работе, в основу которой легло настроение решетки Летнего сада в Санкт-Петербурге, восторженно писал журнал Министерства просвещения СССР «Школа и производство» (1976 г.): «Строгая чернота конструктивных стальных полос в сочетании с золотистостью латунных чеканных рельефов на воротах встречает всех теперь на территории института в г. Карачаевске».

После окончания учебы Хабибу предложили работу на кафедре прикладного искусства, но он отказался и ушел на «вольные хлеба». Он начинает руководить строительством парка культуры и отдыха в Карачаевске. Хабибу говорили: надо сделать так, чтобы люди могли культурно отдыхать между делом. А он отвечал: «Культуру нельзя усваивать, как бутерброд в антракте, между делом. Это интеллектуальный, нелегкий труд. И лично, конкретно по мне это значит, что любая моя работа, будь то по металлу, камню или дереву, должна отражать, выражать национальную культуру, народный эпос, символику, любовь к родной земле и народу».

И ему уже были видны контуры его последующих работ. Это были еще не родившиеся работы, работы на полпути к жизни. Но скоро, очень скоро, на свет появилось великолепное романтическое произведение – триптих «Хор стариков», на котором изображен некий момент пиршества в Маринском ущелье, в кафе «Гаралы». Это была одна из его любимых работ…

О домах же, украшенных изготовленными Хабибом лестницами, верандами, мансардами в виде горных вершин, ледяных пиков, замысловатых, природой созданных сосулек, и вовсе ходят легенды. Не думаю, что он дерзал соревноваться с природой и превзойти ее, скорее, хотел следовать за нею, подражать ей со всем усердием и радением.

– Стиль оформления домов мне диктует та местность, те горные пейзажи, которые нас окружают, – говорил Хабиб…

Господи, сколько раз я общалась благодаря своему отцу – они были очень дружны – с этим красивым человеком с копной седых кучерявых волос, седыми бакенбардами, бородой, какие, наверное, носили только венгерские князья в прошлом веке… Невозможно было отвести глаз от его куртки, в которой было как минимум пятьдесят карманов, его походной сумки, с которой он никогда не расставался и от которой веяло такой неизъяснимой романтикой… Я постоянно думала, где, как Хабиб умудряется подсмотреть у природы, у судьбы всего такого, что придает его работам столько изящества, красоты, диковины, а ему самому мудрости, благородства, порядочности и доброты.

Чтобы не быть голословной, предложу каждому, держащему путь на Домбай, остановиться в Теберде и посмотреть на горе, напротив автовокзала, на дом, расположенный прямо рядом с пансионатом «Зори Кавказа». Этот дом, украшенный башнями из дерева и мансардами, стал несказанной ценностью и гордостью не только Теберды, но и всей республики. Хозяину дома Амину Абазалиеву, который был близким родственником Хабиба, не раз предлагали баснословные деньги за этот дом,  но он отказался. Потому что Хабиб сказал: «Брат, это все, что я могу сделать для тебя. А для себя? Вижу этот вопрос в твоих глазах. Увидишь скоро»…

И вскоре Хабиб начал возводить мечети, точнее, великолепные купола мечетей в Верхней Теберде, Эльтаркаче, Карачаевске. Ему это было нужно как воздух, потому что, как он сам объяснял, в бездуховном обществе может быть лишь варварская культура, культ плоти и денег, унижающих человеческое в человеке.

Особой гордостью Хабиба стала строящаяся соборная мечеть в Карачаевске. Ну, не был он строителем в прямом смысле этого слова, но ему сразу бросились в глаза погрешности в проекте. Инициаторы и руководители строительства этого богоугодного проекта Адам Семенов и Рамазан Джуккаев, каждый глубоко порядочный и большой профессионал в своем деле, в позу становиться не стали: «Если речь идет об улучшении проекта, мы будем только рады…» Результат превзошел все ожидания. Изысканность пропорций и красота кровли – одно из главных эстетических компонентов сооружения – достигли наивысшего художественного совершенства.

– Я не гений, не самородок, не чудо в перьях, я – профессионал, – говорил о себе Хабиб, – а это всегда весомее других титулов типа: профессор, лауреат, основоположник и т.д.

На вопрос, откуда все берется у него: идеи, мысли, деньги – ведь скольким помогал (семье Биджиевых, у которых сгорел дом, семье женщины в Теберде, воспитывающей пятерых душевнобольных детей и внуков, юноше, потерявшему в аварии ногу), мне всегда отвечал: «Спроси сейчас у любого, кто твой любимый писатель, и многие назовут Хемингуэя, Акутагаву, Азимова, естественно, Пушкина, Лермонтова, Достоевского… А я всю жизнь читал и перечитываю бесхитростные произведения Маршака. Это его строки: «Надо честно раскладывать свой костер. А огонь упадет с неба»…

Обстоятельствами мне было суждено увидеть последний день жизни Хабиба Абазалиева. Это было на окраине Джегуты, где он что-то вытачивал в доме какого-то своего товарища. В тот день он сказал пророческие слова: «Это последняя в моей жизни крыша для мечети, в которой, я очень надеюсь, скажут вослед мне друзья и родные заупокойные слова…»

Интересно

Хабиб Абазалиев еще в детстве часто удивлял окружающих своими необычными способностями. Когда Хабиб учился в шестом классе, он вырезал из дерева два национальных казахских инструмента и самостоятельно выучился на них играть. Не прошло и года, как он придумал и смастерил для дома самоходную тележку на пружинном двигателе для перевозки 30-литровой фляги воды…