Старинные Каминные Часы отбивали время дребезжащими глухими ударами и глядели сквозь своё тусклое круглое стекло в окно, за которым струился неслышно тонкий и лёгкий снег. Случайные снежинки залетали в приоткрытую форточку и сразу таяли на подоконнике. Через эту форточку в комнату, как это было всегда, доносился сладкий запах из соседней кондитерской. Через эту же форточку иногда заглядывала любопытная Синица, которой, наверно, было холодно, и она, чтобы согреться, садилась на краешек оконной рамы и ловила крылышками тёплый воздух, выходящий из дома.

Дом был очень старый. Каминные Часы тоже были очень старыми, такими старыми, что даже и не помнили, когда они появились на свет из ловких рук часового мастера. Их уже почти две недели никто не заводил, завод пружины заканчивался, а во всём доме не было уже ни одного человека, который мог бы взять лежащий рядом с часами бронзовый ключ и снова завести их механизм. Часам казалось, что они умирают и их маятник стучит всё тише и тише, а стрелки замедляют ход и уже не успевают за неумолимым и быстрым временем. Стекло в бронзовой оправе покрылось пылью, и Часам было всё труднее смотреть с каминной полки в комнату.

– Что, умираете, неугомонные? – злорадно спросил фарфоровый Подсвечник с маленьким свечным огарком. – Как видите, жестокое время беспощадно ко всем, даже к тем, кто ему служит.

Он всегда завидовал Часам, потому что свечу на нём давно никто не зажигал и никто давно не обращал на него никакого внимания, в то время как все находившиеся в комнате всегда поднимали глаза на жёлтый циферблат Часов, когда те отбивали свои удары, и когда тёплые хозяйские руки заводили их ключиком каждые тридцать дней.

– …Беспоща..а..а…дно… – прогудел Камин своей каменной трубой.

– Давайте не будем ссориться в этот печальный день, – сказала сидевшая на кожаном диване кукла Марина, которая всегда улыбалась, и даже эти слова сказала с улыбкой на розовых губах. Кукла Марина, была, наверно, единственной вещью в комнате, которая, кажется, не старела и оставалась точно такой, как и в те давние годы, когда с ней играла дочка хозяйки.

– Разве вы не видите, наш дом умирает, и всем нам осталось жить недолго. Давайте лучше вспоминать то время, когда в нашем доме было весело и тепло, когда в такие же зимние дни в середине этой комнаты стояла ёлка и всё звенело от голосов и детского смеха!

– Да..а..а – прогудел Камин, – а в моей каменной груди горел жаркий огонь, который согревал не только меня самого, но и всех тех, кто находился рядом… Да..а..а…

– А на моей шляпке горела яркая свеча, и в комнате всегда было светло и уютно, – грустно прозвенел Подсвечник, – а теперь вот некому светить.

– Чево? Чево? – чирикнула Синица, заглядывая в комнату через форточку. – Почему здесь стало так тихо? Почему никто не сыплет за окно крошки?

– Кто может бороться с неумолимым временем? – простонали Часы. – Даже мы, его верные слуги, не можем… Хозяйка состарилась и уехала насовсем к сыну. Ее дочь давно выросла и тоже покинула нас. Так устроен мир, и ничего с этим не поделаешь.

– Она была такая ласковая, такая хорошая. Она ещё играла со мной даже тогда, когда заканчивала учиться в школе. Как бы было хорошо, если бы она была здесь… Где-то она сейчас?

– Как узнать? Как узнать? – снова чирикнула Синица, влетела в форточку и села на каминную полку.

– Год подходит к концу… – хрипло прозвенели Часы. – Осталось совсем немного. И всем нам, наверно, тоже…

Снег за окном продолжал падать тихо и медленно, как будто это был и не снег вовсе, а летящие откуда-то с неба секунды уходящего времени, о котором с грустью вспоминали находившиеся в комнате вещи. И только Телефон, висевший на стене, молчал. Он вообще говорил мало, больше слушал голоса, которые пробегали по тонким проводам и иногда звучали в его гибкой стальной мембране то смехом, то слезами, то просто обычным ровным голосом. Телефон тоже был стар, и его чёрная трубка уже давно лежала на рогатых плечах без движения. Телефон считался в комнате самым умным и знающим, он знал все секреты прежних хозяев, знал номера телефонов и адреса их друзей. Он помнил, как люди разговаривали друг с другом, он помогал им рассказывать об удачах и неудачах, о надеждах и любви… Он умел хранить тайны. Однажды, тёплой весенней ночью он долго не мог рассоединить голоса двух влюблённых, так и остался с ними до самого утра, и эта ночь стала самым лучшим воспоминанием его жизни…

И когда зимний свет за окном стал меркнуть, Телефон впервые за много лет заговорил сам:

– А давайте попробуем найти нашу Наденьку. Грустить ещё рано. Мы совсем ничего не сделали для того, чтобы спасти наш дом и себя.

– Как это можно сделать? – грустно спросили Часы. – И можно ли вообще?

– Ну, почему же нет, – ответил Телефон. – У меня много друзей во всех странах и городах, я спрошу у них, не знают ли они, где теперь наша юная красавица, а потом мы попробуем послать ей как-нибудь весточку.

– Не думаю, что она сможет возвратиться сюда снова, – сказал Подсвечник, – она давно всех нас забыла.

– Нет, нет, – воскликнула кукла Марина, – она не могла нас забыть, я знаю, я надеюсь, что она снова вернётся в наш дом, не зря она – Надежда. Вернётся хотя бы когда-нибудь…

– …Когда..а..а-нибу..у..у..удь… – прогудел Камин.

– Ну вот, пока вы тут разговаривали, я всё разузнал, – снова заговорил Телефон. – Наша Наденька живёт сейчас в другой стране, там, где не бывает зимы и снега, где всегда тепло и солнечно. Она стала совсем взрослой, но по-прежнему такая же красавица. Теперь я знаю её адрес, и мы можем позвать ее к себе.

– Как? – спросили Часы с лёгким дребезгом в голосе.

– Как? – удивлённо спросил Подсвечник

– Ка..а..а..ак?  тяжело выдохнул камин.

– Я знаю, как, – с радостной улыбкой воскликнула кукла Марина. – Синичка, милая, слетай к нашей Наденьке, больше некому, только на тебя наша надежда!

– Могу! Могу! – радостно чирикнула Синица.

– В углу..у..у рядом со мно..о..ой лежит несколько семечек. Возьми их на дорогу, – протянул басом Камин.

– А у меня на платье возьми вот эти три серебряные нитки, – сказала кукла Марина, – тогда Наденька сразу узнает, от кого ты прилетела к ней.

Синица спрыгнула с каминной полки, склевала семечки, потом взяла три серебряные нитки и, радостно чирикнув, быстро вылетела в окно…

Прошло несколько дней. Однажды утром Наденька вышла в сад, где цвели белые и красные азалии, и вдруг заметила на скамейке синицу, которая весело щебетала под тёплыми лучами солнца. «Синица? Здесь? Как же она сюда залетела?» – удивилась Наденька и подошла поближе. Рядом с синицей что-то блеснуло. Девушка подошла ещё ближе и увидела, что на скамейке лежат три серебряные нитки. «Где я видела их раньше? – подумала Наденька. – Почему они так мне знакомы?»

Пытаясь вспомнить что-то об этих нитках, она зажмурилась, и перед ее глазами медленно, как из тумана, стала проявляться картинка из далёкого детства в северной стране, где зимой шел снег, где под Новый год в комнате всегда ставили пышную зелёную ёлку почти до самого потолка. Она вспомнила, как в приоткрытую форточку доносился приятный сладкий запах из соседней кондитерской, а в комнату иногда заглядывала синичка и весёлым чириканьем просила хлебных крошек. И ещё она вспомнила, что точно такими же серебряными ниточками было прошито розовое воздушное платье её любимой куклы Марины, с которой она всегда так любила играть…

Наденька открыла глаза, и Синица, подхватив клювом одну из серебряных ниточек, взлетела к ней на руку и громко чирикнула:

– Это тебе! Это тебе!

«Как я хочу домой! – подумала Наденька. – Боже мой, как я хочу домой! Здесь замечательно, здесь всегда красиво и тепло, но по-настоящему хорошо мне было только там, дома…»

– Вернись! Вернись! – снова чирикнула Синица и, взмахнув крылышками, быстро исчезла в бесконечно-синем небе…

Прошло ещё несколько дней, и однажды Часы услышали, как щёлкнул дверной замок.

– Кто-то, кажется, идёт сюда, – совсем тихо сказали Часы.

– Идё..о..от, – прогудел Камин.

– Я чувствую, это она, Наденька! – радостно улыбнулась кукла Марина.

Дверь отворилась, и в комнату вошла стройная девушка. Это и правда была Наденька. Она включила свет и тихо села на диван.

– Здравствуй, мой добрый старый дом! – сказала она и оглядела комнату. Потом она встала и подошла к Камину. Она смахнула пыль с Часов, взяла ключик, завела пружину и перевела стрелки. Часы сразу же затикали весело, радостно и снова почувствовали неумолимый и быстрый бег Времени, которому снова можно было служить, как и всю жизнь.

Наденька вытерла стоявший рядом Подсвечник, зажгла огарок свечи на его шляпке, и в комнате стало ещё светлее. Она подняла с дивана свою любимую куклу Марину и сказала:

– Здравствуй, Мариша! Как я скучала по тебе, если бы ты знала! Прости меня, что я так надолго оставила тебя одну… Теперь я всегда-всегда буду с тобой! И со всеми вами, – счастливо улыбнувшись, сказала она всем вещам, находившимся в комнате.

– С ва..а..а..ми! – радостно прогудел Камин.

– С вами, с вами, – чирикнула из форточки весёлая Синица.

А Телефон, висевший на стене, по-прежнему молчал. Он тоже был счастлив, потому что точно знал, что пройдёт не очень много времени, и здесь снова будут звенеть детские голоса, гудеть пламя в Камине, гореть свеча на шляпке фарфорового Подсвечника, и маленькая девочка с кудряшками на головке будет прижимать к себе любимую куклу Марину. И ещё он был счастлив потому, что знал, что у него теперь снова будет очень много работы, самой нужной и замечательной – соединять далёкие голоса и человеческие сердца.

Он был очень мудрым, этот старый Телефон.