Продолжение. Начало ч 1, ч 2, ч 3, ч 4, ч 5, ч 6, ч 7.

Человек, которого ждет только Родина

Солнце медленно поднимается над горизонтом, окрашивая небо в мягкие золотистые оттенки. Мы снова в дороге. По пыльному, растрескавшемуся асфальту, по просёлочным тропам, через поля, тянущиеся до самого горизонта. В машине тихо, лишь потрескивает рация, передавая короткие, сдержанные фразы. Телефонами здесь не пользуемся, ВСУ могут засечь местоположение.

Миссия выполнима

Мы везём гуманитарную помощь на передовую. Здесь ждут нас – не потому, что мы привезли еду или лекарства, а потому что мы привезли что-то большее. Память. Заботу. Простые слова, которые согревают сильнее, чем бушлат.

Волонтёры – люди особенные. В их руках коробки с медикаментами, детские рисунки, письма, шерстяные носки, связанные бабушками, и простое человеческое тепло. Кто-то из них уже был здесь не раз, кто-то впервые смотрит в сторону, где линия фронта сливается с небом. Никто не спрашивает: «А что, если?» Потому что здесь нет места страху.

– С нами батюшка, – говорит кто-то, и в голосе звучит облегчение.

Он всегда рядом. С крестом, молитвой, добрым словом. Его зовут, его ждут. Он крестит бойцов перед боем, читает надгробные молитвы, утешает тех, кто не находит нужных слов. Ему не задают лишних вопросов, но ему доверяют самое сокровенное.

Мы приезжаем на позиции. Нас встречают солдаты – уставшие, но с крепкими рукопожатиями. Улыбками, которые здесь ценятся дороже золота. Мы передаём посылки, разговариваем.

– Нам бы фонарики, – говорит один из бойцов, аккуратно разворачивая письмо, присланное издалека.

– Будут фонарики, – обещает волонтёр.

Разговоры здесь короткие, ёмкие, без лишнего. Но в этих словах есть что-то, что невозможно передать – тёплый свет, от которого становится легче.

Батюшка в это время идёт к ребятам. Кто-то молчит, просто слушая его слова. Кто-то просит благословения. Кто-то крестится впервые в жизни, а кто-то давно забыл, как это делается, но вспоминает.

– С Богом, сынок, – тихо говорит он, касаясь лба бойца.

И тот уходит. Здесь за каждым поворотом – неизвестность. Тишина, которая говорит больше, чем слова.

Владимир

Чай в жестяных кружках, тихие разговоры, стук ложек о металл. Здесь не спрашивают, о чём ты думаешь. Всё и так понятно.

– Вы волонтёры? – спрашивает высокий мужчина с твёрдым взглядом.

– Да.

– Значит, вы тоже воюете.

Я смотрю на него. Он говорит спокойно, но в голосе есть что-то особенное.

– Мы просто привезли помощь, – отвечаю я.

– А вы думаете, этого мало? Мы бы здесь не смогли без вас, – говорит он в ответ.

Оказалось, это командир роты. Зовут его Владимир. Высокий, крепкий, словно выточенный из скалы, с широкими плечами и твёрдым взглядом. Голос глубокий, сильный, с той особой тяжестью, что бывает у людей, прошедших через многое.

– Иногда помощь – это не только бронежилеты и еда, – продолжает он, глядя в темноту. – Иногда это письмо от ребёнка. Иногда – просто чай, выпитый не в одиночестве.

Я киваю. Здесь, на передовой, всё обретает другой смысл. Простое рукопожатие – как клятва. Слова поддержки – как оберег. Когда мир сжимается до нескольких километров, ценности становятся кристально чистыми.

Батюшка тихо сидит рядом, перебирая чётки. Его присутствие – как тихий свет, который согревает. Солдаты к нему тянутся. Кто-то молча сидит рядом, не решаясь заговорить, но не уходя.

Парни собираются, через пару минут батюшка проведет службу. Емельянов приезжает сюда часто – благословлять бойцов, отпевать павших. Его здесь ждут. Ждут потому, что его слова приносят покой, а руки – надежду. Кто-то ищет в нём прощение, кто-то веру, кто-то – последнее утешение перед боем.

И вот мы с Владимиром остаемся одни. Мы пошли по территории.

– Часть у нас штурмовая. В основном все заключенные, – говорит он.

Я посмотрела на него вопросительно.

– Бывшие заключённые, – пояснил он. – Но теперь они здесь.

В его голосе не было ни осуждения, ни жалости. Эти люди знали, что такое тьма, но теперь шли вперёд, и командир видел в них не прошлое, а настоящее.

– Они надёжные. Если взялись за дело – сделают до конца. Если идут в бой – то до победы. Если обещали – сдержат слово. Главное – не бросают своих.

В этих словах звучала гордость. Не за саму часть, не за дисциплину, а за людей, которые решили переписать свою судьбу кровью, потом и мужеством.

Мы остановились у старого поваленного дерева, вдыхая запах сосен и мокрой земли. Где-то вдалеке потрескивали рации, шелестели шаги.

– В населенных пунктах тяжелее всего, – сказал он, задумчиво глядя перед собой. – Каждый дом – крепость. Каждый подъезд – засада. Каждый переулок – ловушка. Ты идёшь, и, кажется, что впереди пустота, а в следующую секунду земля вздымается от взрыва, – продолжает мой собеседник.

Он говорил спокойно, словно речь шла о чём-то будничном. Но за этой тишиной скрывались боль, утраты, десятки имён, которые больше никто не назовёт в строю.

– После боя всегда пересчитываешь людей, – продолжил он. – Ждёшь, когда назовут фамилии твоих бойцов. И самое страшное – когда кто-то не откликается.

Я услышала в его голосе не страх, не панику, а ту глубокую, сдержанную боль, которую невозможно высказать вслух.

– Батюшку здесь всегда ждут, – снова сказал он. – Он даёт надежду. Кто-то крестится, кто-то впервые в жизни подходит к иконе.

Солнце медленно клонилось к горизонту. Воздух становился прохладнее, небо окрашивалось в золото и пурпур.

Я смотрела на этого человека – сильного, уверенного, того, за кем идут в огонь. В нём была мощь, непоколебимость. А ещё – что-то скрытое, спрятанное глубоко внутри.

Владимир до специальной военной операции жил в небольшом городе в центральной России. Заключил контракт осенью 2022 года и с тех пор находится здесь. Был дважды ранен, но ни разу не был в отпуске. Говорит – приду домой после победы, чего туда-сюда мотаться?

– А вас кто дома ждёт? – спрашиваю я.

Он замолчал. На несколько секунд время словно остановилось.

– Никто, – наконец произнёс он. – Родина, – добавляет он через паузу.

И я понимаю: в этих словах нет пафоса, нет ложного геройства. Он не ждёт жалости. Просто констатирует факт.

Я смотрю на него и думаю: внутри этого сильного, несгибаемого воина живёт маленький мальчик. Тот, который когда-то мечтал о доме, о тёплом свете в окне. Который не боится войны, но боится пустоты. Боится однажды вернуться туда, где его никто не встретит.

Ждите солдат

Каждый человек – это целая вселенная. Со своими мыслями, мечтами, воспоминаниями. За каждым бойцом – целая жизнь, которой он жил до войны, и жизнь, за которую он борется сейчас. Эти люди – не просто силуэты в бронежилетах, не просто сжатые в кулак характеры. Они – наши защитники, стена, за которой мы можем спокойно спать, жить, любить, растить детей. Они держат на своих плечах небо, чтобы в нашем мире оставались свет и покой.

Мы прощаемся. Кто-то жмёт руку, кто-то просто кивает. Мы уезжаем, но они остаются. Остаются в холодных окопах, под тяжёлым небом, в городах, где каждая улица может стать последней.

По дороге обратно молчим. Как обычно. Каждый думает о своём. О том, кого встретил. О том, чего не сказал. Кто-то плачет и уже не скрывает слез.

Я думаю об этом солдате. О его голосе, в котором звучала не боль, а принятие. О его улыбке, едва заметной, но такой настоящей. И думаю о тех, кто сейчас дома, кто не знает, каково это – ждать. О тех, кого не ждут…

Продолжение.

Важно

Перед встречей с Владимиром все солдаты, с которыми мне довелось пообщаться, говорили о том, что дома их ждут родители, жены, дети и друзья. Это казалось настолько привычным, что ответ «Никто» поразил меня до глубины души. Ведь именно те, кто остаётся дома, придают бойцам силы; вера в то, что их любят и с нетерпением ждут возвращения, становится единственным светом в бесконечной тьме. Вера в то, что кто-то ждет – это та искорка надежды, которая согревает сердца в самые трудные времена.