Судьба отмерила ему всего полвека жизни. На прижизненном портрете – спокойные, благородные черты, уверенный взгляд внимательных глаз. Он никогда не был широко известен, и лишь семнадцать лет спустя после его смерти, в 1861 году, председатель Кавказской археологической комиссии Адольф Берже издал в типографии Главного управления наместника Кавказского в Тифлисе труд Шоры Ногмова «История атыхейского народа», дополнив его предисловием, биографией автора и примечаниями. Для того чтобы собрать эти сведения, ему пришлось обратиться к начальнику Кабардинского округа генерал-майору князю В.Орбелиани, а также к капитану Генерального штаба И. Стеблицкому, в свою очередь узнавшему их от сына самого Шоры Ногмова – Ерустама.
Согласно краткому биографическому очерку Адольфа Берже, Шора Бекмурзин Ногма родился в бывшем ауле Ногма на реке Джуце близ Пятигорска в 1801 году. Это неверно. На самом деле он появился на свет семью годами раньше – 23 ноября 1794 года. Прадед его, абадзех, во второй половине прошлого столетия поселился в Кабарде, где потомки его числились в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Сам Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам. На 18-м году он уже основательно знал арабский язык, потом изучил турецкий и персидский. На 25-м году Шора пожелал изучить русский язык и с этой целью явился к командиру 1-го Волжского казачьего полка подполковнику Лучкину с просьбой поместить его в полковую канцелярию. Здесь он пробыл около трех лет, в течение которых успел так освоить русский язык, что в 1828 году был прикомандирован для обучения содержащихся в крепости Нальчик аманатов из разных горских племен русскому языку.

Судьба отмерила ему всего полвека жизни. На прижизненном портрете – спокойные, благородные черты, уверенный взгляд внимательных глаз. Он никогда не был широко известен, и лишь семнадцать лет спустя после его смерти, в 1861 году, председатель Кавказской археологической комиссии Адольф Берже издал в типографии Главного управления наместника Кавказского в Тифлисе труд Шоры Ногмова «История атыхейского народа», дополнив его предисловием, биографией автора и примечаниями. Для того чтобы собрать эти сведения, ему пришлось обратиться к начальнику Кабардинского округа генерал-майору князю В.Орбелиани, а также к капитану Генерального штаба И. Стеблицкому, в свою очередь узнавшему их от сына самого Шоры Ногмова – Ерустама.
Согласно краткому биографическому очерку Адольфа Берже, Шора Бекмурзин Ногма родился в бывшем ауле Ногма на реке Джуце близ Пятигорска в 1801 году. Это неверно. На самом деле он появился на свет семью годами раньше – 23 ноября 1794 года. Прадед его, абадзех, во второй половине прошлого столетия поселился в Кабарде, где потомки его числились в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Сам Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам. На 18-м году он уже основательно знал арабский язык, потом изучил турецкий и персидский. На 25-м году Шора пожелал изучить русский язык и с этой целью явился к командиру 1-го Волжского казачьего полка подполковнику Лучкину с просьбой поместить его в полковую канцелярию. Здесь он пробыл около трех лет, в течение которых успел так освоить русский язык, что в 1828 году был прикомандирован для обучения содержащихся в крепости Нальчик аманатов из разных горских племен русскому языку.

В 1830 году, уехав в Петербург, он поступил оруженосцем лейб-гвардии в Кавказско-Горский полуэскадрон, с которым в начале декабря того же года отправился из столицы в конвое 1 -го отделения императорской квартиры под командою штаб-ротмистра Хан-Гирея в Вильно. В январе следующего, 1831 года он был причислен к квартире гвардейского корпуса, в феврале в числе прочих перешел границу царства Польского и с 29 апреля по 4 июня под командою Хан-Гирея состоял в отряде генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена. 29 апреля находился в партии, посланной из Остроленки для обнаружения неприятеля и, встретившись в селе Блинках с ротою инсургентов, принимал деятельное участие в окончательном ее поражении.
За все эти походы он получил знак военного ордена Святого Георгия и знак «За военные достоинства» 5-й степени. В декабре 1832 года Ногмов был произведен в корнеты, а в 1834 году награжден золотой медалью на Аннинской ленте с надписью «За усердие».
Живя в Петербурге, путешествуя и сражаясь, он не забывал и науку. Усердно читал, занимался переводами с арабского языка на русский, вместе с тем не прекращал и дальнейшего изучения турецкого языка. В мае 1835 года его перевели в Отдельный Кавказский корпус с чином поручика по кавалерии. Возобновив, таким образом, прерванную на Кавказе службу, снова поселился в Тифлисе, где обратил на себя внимание генерал-адъютанта барона Розена, став его секретарем.
В эти годы важную роль в судьбе просветителя сыграл действительный член Российской Академии наук Иоганн Андреас Шегрен, совершивший в 1835-1838 годах научные экспедиции по Крыму и Кавказу. 26 октября 1835 года во время пребывания на Кавказе он впервые встретился с Шорой в Тифлисе. Встреча эта явилась началом их многолетней дружбы, настолько тесной, что в дальнейшем академик Шегрен в своих письмах в Академию наук и в дневнике, который он вел на протяжении всего своего путешествия, именовал Шору своим «черкесским другом». После встречи в Тифлисе Шегрен совершил поездку в Кабарду в 1837 году. Местом для работы он избрал бывшую шотландскую колонию Карасе, куда прибыл 21 февраля 1837 года. На следующий день через коменданта Пятигорска Сухорукова с оказией отправил письмо Ногмову в Кармов-аул с сообщением, что желает с ним свидеться. Встреча состоялась 27 февраля. В течение двух недель Шегрен и Ногмов занимались вопросами грамматики кабардинского языка, а в свободные часы Шора писал стихи.
В 1838 году Шора Ногмов был назначен секретарем в Кабардинский Временный суд. Должность эту он исправлял пять лет и с увольнением в 1843 году был произведен в штабс-капитаны. Именно в эти годы он успел более основательно изучить и обогатить запас имеющихся у него преданий кабардинского народа и составить по ним историю адыгейского народа. Окончив этот труд в 1843 году, Ногмов пожелал до напечатания подвергнуть его рассмотрению Санкт-Петербургской Академией наук, а потому просил ходатайства бывшего начальника центра князя Эристова, впоследствии кутаисского генерал-губернатора, о предоставлении ему средств для поездки в столицу и о назначении на время пребывания в ней необходимого содержания. Когда эта просьба дошла до сведения государя, тот разрешил отправить офицера в Петербург, а также прикомандировать его к лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона и назначить со дня прибытия в столицу до возвращения на Кавказ содержание наравне со штаб-ротмистром этого полуэскадрона. Но, к сожалению, Шора Ногмов не успел довершить начатое. Вскоре по приезде в Петербург он был разбит параличом и умер там 10 июня 1844 года.
Самой значительной из научных работ Ногмова является «История атыхейского народа», составленная им на основе памятников кабардинского устного народного творчества. Рукопись состояла из 16-ти тетрадей. Впервые она была опубликована в виде отдельных глав в газете «Закавказский вестник» под названием «О Кабарде» в 1847 году. В 1849 году в газете «Кавказ» появились очерки из рукописи «О быте, нравах и обычаях древних атыхейских или черкесских племен», «Сведения об атыхейцах, почерпнутые из местных преданий, песен и родословной книги под названием Джиафира и Джианама на турецком языке», «Сведения об атыхейцах, небесполезные для истории России».
Учитывая всю значимость публикуемых заметок, редакция газеты в своем 37-м номере за 1849 год писала: «Эти записки о древнем состоянии адыгейских или черкесских племен исполнены драгоценных материалов для истории, географии и этнографии северного склона Кавказского хребта от Терека до Азовского моря. Образованный туземец, хорошо владея русским языком, черпал факты из местных преданий, наименований урочищ, памятников, поговорок и героических песен древних черкесов, не имевших письмен, но сохранивших в памяти народа не только события страны, но даже имена мужчин и женщин, заслуживающих своими деяниями уважения или презрения современников. Песни эти часто в переводе с объяснениями представлены автором записок. Подобные повествования, основанные на таких фактах, делаются еще более драгоценными потому, что это единственные источники для истории этой части края. И так как хранилищем их служит одна только человеческая память, то услуга автора, трудившегося над спасением остатков рапсодий от забвения, заслуживает великой признательности и уважения не только соотечественников, но и всех, кто ценит каждую страницу бытописания рода человеческого».
Полной книгой «История атыхейского народа» издавалась семь раз: в 1861 году Адольф Берже опубликовал ее в Тифлисе на русском, а затем в 1866 году в Лейпциге на немецком языке. В 1893 году в Пятигорске появилось третье издание, дополненное и исправленное сыном Ногмова Ерустамом. В 1947 году она под редакцией А. Бичоева вышла в Нальчике. В 1958 году книга предстала перед читателями на кабардинском языке благодаря известному кабардинскому фольклористу, знатоку и исполнителю кабардинских народных песен Зарамуку Кардангушеву. В 1959 году увидело свет шестое издание. Последний раз «История атыхейского народа» была издана в 1982 году в издательстве «Эльбрус» под редакцией профессора Т. Кумыкова.
Не менее значимой оказалась и грамматика Ногмова – единственный оригинальный документ, описывающий кабардинский язык первой половины XIX века. Большую помощь в работе над ней Ногмову оказал профессор Шармуа, заведовавший кафедрой персидского языка Петербургского университета. В 1835 году Шора Ногмов завершил первую часть грамматики, написанную на русской графической основе, и передал ее профессору Шармуа в надежде, что тот издаст ее в Париже на французском языке.
К 1840 году Ногмов полностью закончил «Начальные правила адыгейской грамматики» и направил рукопись своему другу Андреасу Шегрену, который, ознакомившись с содержанием, посоветовал изменить русскую графическую основу, на которой была написана грамматика, на арабскую. В 1843 году Ногмов завершил новый вариант на арабской графике, состоявший из трех частей: фонетики с морфологией, синтаксиса и словаря. В своем предисловии он писал: «При начатии труда моего сердечное убеждение говорило мне, что придет время, когда в душе грубого горца вспыхнет чудное чувство – светильник жизни – любовь к знанию. Пробьет час, когда мы все примемся за грамоту, книги, письмо. Для этого-то времени составлен этот труд – труд многих лет, который предастся забвению и, быть может, пренебрежению, но некогда пробудит благодарность потомства. Это убеждение, давшее мне в 30 лет силы и решимость учиться русскому языку, дабы понятно выразить мои мысли, и говорило мне, что недолго осталось до сего счастливого времени».
Пророческим словам выдающегося поборника просвещения суждено было сбыться. Сегодня настало время для научного осмысления творческого наследия талантливого кабардинца, ставшего предтечей адыгской истории и филологии.

Материал подготовлен Ольгой МИХАЙЛОВОЙ.