Учкуланское ущелье начала XX века. Вершины гор сверкают вечной белизной, а чуть ниже по склонам то высокие сосновые леса, то мелколесье, то смешанные рощицы, в которых водится лесное зверье – толстопятые медведи, полыхающие рыжим огнем лисы, туры, волки, рысь, зайцы-тушканы, а на узких, кривых аульских улочках в любое время года нежатся, отдыхая после тяжелой работы, ишаки. Таким вставал аул Карт-Джурт в воспоминаниях моего деда Джагафара Рамазановича Семенова. К великому сожалению, я не застал своего деда в живых, он умер в 1980 году, я же родился спустя восемь лет, но события, о которых рассказывал дед и которые все эти годы без устали пересказывал нам, своим детям, мой отец, представить не так уж и трудно.
Мой дедушка родился в 1914 году в ауле Карт-Джурт. Отец его ушел из жизни рано, и посему Джагафара и его старших братьев забрал к себе дед Мамай.
Бороться, бегать, купаться в озорной воде Кубани, метать камни на ее берегу мальчишкам довелось недолго. Как только Джагафар окончил второй класс, семья переехала в Сары-Тюз…

Учкуланское ущелье начала XX века. Вершины гор сверкают вечной белизной, а чуть ниже по склонам то высокие сосновые леса, то мелколесье, то смешанные рощицы, в которых водится лесное зверье – толстопятые медведи, полыхающие рыжим огнем лисы, туры, волки, рысь, зайцы-тушканы, а на узких, кривых аульских улочках в любое время года нежатся, отдыхая после тяжелой работы, ишаки. Таким вставал аул Карт-Джурт в воспоминаниях моего деда Джагафара Рамазановича Семенова. К великому сожалению, я не застал своего деда в живых, он умер в 1980 году, я же родился спустя восемь лет, но события, о которых рассказывал дед и которые все эти годы без устали пересказывал нам, своим детям, мой отец, представить не так уж и трудно.
Мой дедушка родился в 1914 году в ауле Карт-Джурт. Отец его ушел из жизни рано, и посему Джагафара и его старших братьев забрал к себе дед Мамай.
Бороться, бегать, купаться в озорной воде Кубани, метать камни на ее берегу мальчишкам довелось недолго. Как только Джагафар окончил второй класс, семья переехала в Сары-Тюз…
Уже на новом месте спустя время Джагафар начал работать в колхозе бригадиром. Его веселый нрав, заразительный смех заставляли улыбаться даже самых неразговорчивых, хмурых колхозников.

Июнь 1941 года. Всюду пахнет сеном. Косить сено выходят в горы целыми семьями, бригадами, потому почти в каждом доме режут барана, наполняют бурдюки пенящимся сусабом. И вдруг война…
Джагафар был призван на фронт в первые дни войны. Мать в слезах проводила сына. С полным ведром воды она вышла за порог и полила почти всю улицу от дома – на удачу, на счастье…
Ровно через месяц, в июле 1941-го, Семенов принял военную присягу в 1739-м отдельном зенитном артиллерийском полку Центрального фронта, где был заряжающим зенитной установки.
Первый бой, первая атака. Такое запомнится на всю жизнь еще и потому, что в первом же бою был ранен в правую руку. После госпиталя он вернулся в свой же полк и провоевал в нем до марта 1943 года.
В марте 1943-го Семенова перевели минометчиком в 520-й стрелковый полк 167-й стрелковой дивизии, которая была в подчинении Воронежского фронта и до августа 43-го находилась в обороне под городом Сумы.
Держать оборону было нелегко, в особенности летом. Оно выдалось сухое, знойное. Проселки меж селами Кияницы и Пушкаревка, которые контролировал полк, были занесены зыбучими песками. В один из дней пришло донесение из штаба. В нем говорилось: любой ценой взять в плен «языка». В разведку ушли пять человек, среди них и Семенов. Глубокой ночью, бесшумно сняв часового, бойцы подкрались к блиндажу, где отдыхали немцы. В блиндаж, по всем расчетам, должен был неожиданно ворваться один, остальные, как говорится, «на стреме». Офицер, которого взял в плен Семенов, при этом обезвредив двоих остальных немцев, оказался очень важной и полезной для штаба фигурой.
Через два месяца полк перешел в наступление, пытаясь прорвать оборону немцев в селе Великая Чернетчина. Это были жестокие бои. «Умирали мальчики седые, стекленела в их глазах заря», как сказал один фронтовой поэт, а оставшиеся в живых рвались в бой. Каждому хотелось отомстить за товарищей.
Оборона была прорвана, село освобождено. Уничтожить остатки немецкой техники было поручено группе Семенова. Выполнив задание, бойцы стали догонять свой полк и вдруг увидели в рощице два немецких грузовика, один из которых оказался санитарным. Разумеется, стрелять по санитарному автомобилю ни у кого из четверых солдат рука не поднялась, всех находящихся в нем раненых немцев взяли в плен, без единого выстрела, а вот солдаты, находящиеся во второй машине, были уничтожены в перестрелке. За эту операцию Джагафар Рамазанович был награжден орденом Красной Звезды.
Опять-таки лето 1943-го. Шли бои за город Сумы. Немцы, капитально обосновавшись, просто поливали шквальным огнем наши позиции и все подступы к их огневым точкам.
Вспоминая те дни, рассказывал отец, дед всегда был преисполнен печали. Он то и дело задавался вопросами, адресуя их сам себе: «Кто скажет мне, что этого не было? Что это был страшный сон? Белесое небо над Сумами, будто выгоревшее от зноя, казалось необычайно низким и давило на душу безнадегой. В таком небе ни ворона, ни жаворонка – все мертво и пусто в нем. За две недели боев мы привыкли ко всему – к тому, что пищу видели раз в двое суток, к тому, что кашу привозили зачастую «сдобренную» осколками, к тому, что нестерпимо хотелось спать, но привыкнуть к тому, что день за днем теряем друзей-однополчан… Это было невыносимо больно…»
И тогда, 2 сентября 1943 года, мой дед, мысленно прошептав про себя: «Нет, Сумы, ты не станешь нашей братской могилой», – пополз к огневым точкам по балке с засохшей травой, слившись с этой пожухлой травой, и уничтожил один самый яростный дот…
Еще одна огневая точка была уничтожена дедом на следующий день таким же способом, но дед при этом получил тяжелое ранение в грудь…
Джагафар пробыл в госпитале почти два с половиной месяца и, поскольку свободного времени было предостаточно, ежедневно писал письма домой, даже не подозревая, что родные, весь карачаевский народ депортированы в Среднюю Азию…
Из госпиталя Семенова направили командиром строевого отделения в 841-й стрелковый полк 237-й стрелковой дивизии. В январе 1944 года дивизия наступала на город Звенигородка Черкасской области и взяла в кольцо немцев, образовав таким образом Корсунь-Шевченковский «котел».
От этого никуда не денешься. Написал слово «котел», тут же другое пришло на ум по аналогии «дебальцевский котел». Только в первом случае украинцы, русские, молдаване, греки были по одну сторону «баррикады», были как братья, в результате уничтожили врага… Так вот там, в Звенигородке, дед очень сдружился с украинцем Остапом и постоянно, говорят, рассказывал о том, как они с Остапом ставили телегу на бок и, установив на ее колеса пулеметы, стреляли по самолетам… И потом долго ворочался с боку на бок, недоумевая: «Какая же у него была фамилия? Вижу явственно его лицо, помню походку, имя, имя его матери, а вот фамилии Остапа не помню…».
В феврале 1944 года Джагафар был вновь ранен, теперь уже в голову. И в третий раз улыбнулась ему судьба. Опять вернулся в строй и принял участие в освобождении села Бортники Тлумачского района, деревни Вадзетов и города Станислав Ивано-Франковской области.
Осенью 1944 года 237-я стрелковая дивизия воевала в Карпатах. Артиллеристы прилагали нечеловеческие усилия, перетаскивая через заминированные фашистами при отходе перевалы свои орудия. Артиллеристы, подобно пехоте, сначала брали ту или иную высоту и уж потом, обосновавшись, окопавшись, открывали огонь по позициям врага. В результате были освобождены карпатские румынские города Ватра-Дорнея, Бая-Маре и Сати-Маре.
В январе 1945 года Джагафара Семенова назначили командиром минометного расчета в 1348-й стрелковый полк 399-й стрелковой дивизии. Но воевать в нем долго не пришлось, потому как был ранен в бедро и отправлен в эвакогоспиталь
№ 5483 в г. Могилев. После лечения был переведен в 75-й запасной полк, который дислоцировался в г. Ростове-на-Дону, затем – стрелком во взвод охраны 447-го отдельного батальона, который охранял военнопленных немцев.
Демобилизовался Джагафар Семенов, кавалер ордена Красной Звезды, медалей «За отвагу», «За победу над Германией» и множества других, в сентябре 1945 года. И вот за окном вагона бегут, сменяя друг друга, поля, мелькают деревни. Только едет солдат не на родной Кавказ, а в Среднюю Азию…
Родных Джагафар нашел в колхозе Биликуль в Казахстане. И тут же, как говорится, его схватила за руки работа, а за горло – нужда.
Там, в Казахстане, мой дед встретил будущую жену – Назифат Локмановну Хубиеву. Бабушка подарила ему шестерых детей. Один из них – мой отец.
После возвращения на родину семья обосновалась в Сары-Тюзе, и дед до последних дней своей жизни работал в совхозе «Красногорский»…
Отец говорит, что дед любил повторять: «Бог войны – артиллерия!». И как тут не вспомнить строки из стихотворения В. Кострова «Письмо к отцу»: «Над тем, кто уже не встанет, осенние птицы поют. И неслышные батареи дают последний салют!».

А. СЕМЕНОВ.
НА СНИМКЕ: Джагафар СЕМЕНОВ в кругу семьи.
Фото из семейного архива.