«Газетная жизнь» Николая Кузнецова

7 июня в 12:31
14 просмотров

Имя заслуженного художника КЧР Николая Кузнецова хорошо известно не только в нашей республике, но и за ее пределами. Более пятидесяти пяти лет Николай Григорьевич занимается творческой деятельностью, и сегодня его живописные и графические работы находятся в коллекции не только республиканского музея-заповедника, но и Московского горного института, а также в частных коллекциях граждан как России, так и Германии, Польши, Франции, США, Финляндии, Болгарии, Турции. Его произведения выставлялись в Москве, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Махачкале, Белгороде, Майкопе, Ставрополе, Черкесске…

Имя заслуженного художника КЧР Николая Кузнецова хорошо известно не только в нашей республике, но и за ее пределами. Более пятидесяти пяти лет Николай Григорьевич занимается творческой деятельностью, и сегодня его живописные и графические работы находятся в коллекции не только республиканского музея-заповедника, но и Московского горного института, а также в частных коллекциях граждан как России, так и Германии, Польши, Франции, США, Финляндии, Болгарии, Турции. Его произведения выставлялись в Москве, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Махачкале, Белгороде, Майкопе, Ставрополе, Черкесске…
Однако мало кто знает, что свой трудовой путь художник Кузнецов начинал в редакции нашей газеты. Приехав по окончании Краснодарского художественного училища, в 1961 году, по направлению в Черкесск, он не пошел работать в школу, а по совету писателя и журналиста, полковника Валентина Нежинского стал художником, а позже и фотокорреспондентом «Ленинского знамени».
Ровно семь лет, которые Николай Григорьевич отдал работе в «ЛЗ», он называет сегодня лучшими годами своей жизни.
– Почему лучшими? Да потому, что, во-первых, мы все были молодыми! И я, и тот коллектив, в который я попал. Даже фронтовикам, которых в редакции работало немало, было всего под сорок. Многие из них только начинали по-настоящему жить: обзавелись семьями, имели маленьких детей… Мы были молоды, полны энергии, задора. Работать – так работать, причем, как личности творческие (к слову, многие писали стихи), всегда что-то придумывали, «раскапывали» любопытные факты, не боялись критиковать недостатки, старались писать интересно и преподносить это читателю нескучно; отдыхать – так отдыхать: веселиться мы умели, даже если брали спиртное, то совсем немного, и никто не напивался. Дни рождения отмечали вместе, праздники – вместе, на природу выехать – вместе… А во-вторых, у меня была прекрасная работа, которая позволила мне изъездить всю Карачаево-Черкесию, побывать, как говорится, и на земле, и над землей, и под землей. Я делал снимки с птичьего полета на вертолете, спускался в рудники, ночевал в горах у костра вместе с геологами, поднимался на высокогорные пастбища, чтобы сделать нужные для газеты зарисовки. Помнится, в 1962-м направили меня в Верхнюю Пхию к стригалям. Приехал я туда 10 июня и застрял на тринадцать дней, потому как шел дождь со снегом. Овцы мокрые, как же их стричь? Ждали, когда они обсохнут. В общем, потеряли меня в редакции, а связаться с ней у меня – никакой возможности. Когда вернулся, все только с облегчением вздохнули: жив, здоров, значит, все в порядке…
Работа была не из легких и денег приносила немного, но интересно было очень. А приключений – все и не вспомнишь. Как-то вызывает меня ближе к вечеру Андрей Лаврентьевич Попутько (главный редактор – от авт.) и говорит: «К завтрашнему утру нужен портрет Героя Соцтруда – прославленного животновода (фамилию, к сожалению, запамятовал) из Сторожевой». Машины редакционной на тот момент на месте не было, фотокорреспондента – тоже, вся надежда – на меня как на художника. Что делать? Я – сразу на автостанцию, пока добрался на автобусе до Сторожевой, уже ночь, хожу по станице в поисках дома главного зоотехника, собак пугаю. Нашел зоотехника, который должен меня к животноводу отвезти, а тот, узнав, что мне надо, наливает стакан самогона. «Пей, – говорит, – и ложись спать. Сейчас все равно уже поздно». Лег я спать, а в пять часов зоотехник меня будит, идем с ним за водителем. А у того в машине нет бензина. В гараже с другой машины нацедили бензин. Поехали к животноводу на какую-то дальнюю ферму. А там электричества нет. Так я при свете плафончика в машине этого животновода рисовал. Показал рисунок герою: «Похож?». «Вроде похож». В Сторожевую возвращаемся – светает. А там бензовоз за бензином в Черкесск идет. Вот я с тем бензовозом в город и вернулся. К девяти утра редактору на стол портрет положил. И что с того, что за него потом всего рубль заплатили, как за обыкновенный снимок? Тогда все получали мало. Зато какое уважение в коллективе, какое чувство собственного достоинства!
– Николай Григорьевич, а писать в газету не пробовали?
– Почему? Пробовал, и довольно часто. Очень любил писать о хорошем. Статьи получались большие, и их в секретариате потом сокращали, – смеется художник. – Но как-то раз дали мне задание написать про картофелевода с хутора Новоисправненского и сразу предупредили: «Пиши побольше». Это, как говорится, как раз по мне. Приезжаю я в Новоисправненский, начинаю говорить с этим картофелеводом. А из него слова не вытрясти. Я и так, и эдак, ничего не получается. Время – полдень. Пошли мы на обед, взяли бутыль. И вот тут как пошло, поехало. Герой мой все мне про себя выложил, вплоть до родословной. Я потом такой материал написал, что его даже отметили как лучший на редакционной летучке…
– Чтобы материал отметили на редакционной летучке – это, конечно, надо было постараться. Журналисты в оценке статей всегда очень строги…
– Да еще какие журналисты! Иван Кузьмич Царьков, Михаил Павлович Воробьев, Виктор Иванович Косов, Георгий Тимофеевич Мироненко, Владимир Павлович Свирин, Сергей Васильевич Костин… Все они прекрасно владели пером. К слову, Владимир Свирин позже работал в газетах «Советская культура» и «Труд», Иван Подсвиров – в «Советской России» и «Правде»… Многие наши журналисты были авторами книг либо стали писателями несколько позже… Они знали цену слову, были преданны своей работе. Например, когда Сергея Васильевича Костина взяли из Усть-Джегутинской районной газеты работать в «Ленинское знамя», он поначалу каждый день из Усть-Джегуты в редакцию пешком добирался. И никогда не опаздывал!
Собственно, ходить пешком нам было не привыкать. На задания корреспонденты часто отправлялись, как говорится, на перекладных. Кто – автобусом, кто – с попутным автомобилем, а где и пешком. Особенно в сельской глубинке, по бездорожью, на выпаса… Так как я умел водить авто, то мне часто доверяли старенький редакционный ГАЗ – 69. Но что это была за машина! Два раза у меня отказали тормоза, один раз руль слез с колонки! Чудо-техника! К тому же, едешь по заданию в район, тебе сразу «на хвост» падают другие корреспонденты – за материалами, за откликами на редакционные статьи. Как только приближается выходной, сразу активизируются наши заядлые рыбаки – Костин, Царьков, Воробьев: «Коль, ты нас только туда отвези, назад мы сами доберемся», а это значит подъем в три часа ночи… В общем, в конце концов купил я себе мотоцикл «Ява» – ну да, хитрованом был, – смеется Николай Григорьевич, – и тем самым очень облегчил свою жизнь. Тем более что просиживать штаны в редакции было не в моем характере. Никогда не понимал, как это: сидеть в конторе и делать для газеты рисунки, копируя чьи-то открытки или картины. Я получал огромную радость от общения с природой, от общения с натурой. Поэтому сделаешь быстро то, что необходимо в редакции, и – в командировку. На Бичесын, или на Пхию, или на Махар…
Кстати, в эти годы Николай Григорьевич активно участвовал в походах по местам боевых сражений на Клухорском, Махарском, Марухском и других перевалах, участвовал в раскопках и захоронениях красноармейцев, погибших здесь осенью и зимой 1942 года. И когда в середине шестидесятых в Карачаево-Черкесии был объявлен конкурс на проект памятника в честь защитников перевалов Кавказа, Кузнецов принял в нем участие и победил! И 28 августа 1967 года на Клухорском перевале был воздвигнут памятник, представляющий собой объемно-пространственную композицию из штыка со звездой и ледоруба на фоне открытой книги с краткой, но выразительной надписью: «Слава героям заоблачных крепостей»…
Мы листаем с Николаем Григорьевичем фотоальбом, который он принес в редакцию. И что ни лист – то новый портрет. И все – сотрудники «Ленинского знамени». «Это Василий Романович Овсянников, фронтовик, 1925 года рождения. Никогда не забуду картину: сидит Василий Романович в секретариате, что-то пишет и так курит, что дым сквозь его рыжие кудри просачивается…
А это Сергей Васильевич Костин, тоже фронтовик. Делились ли они воспоминаниями о войне? Конечно. Помню, как Костин рассказывал: в Польше однажды измотанные за день забрели они впотьмах на какой-то сеновал и заснули. А утром просыпаются – рядом немцы, оказывается, спали и тоже просыпаются. Посмотрели они друг на друга в изумлении, наверное, даже испугаться не успели, и… слава богу, никто за оружие не схватился, разошлись: каждый – в свою сторону… И такое было на войне…
А это Сергей Петрович Никулин, тоже фронтовик. Память у него была просто феноменальная. Никогда не забуду, как он однажды всю ночь напролет в Медногорском читал мне Есенина – знал его всего наизусть, и не только его…
А это Михаил Абрамович Витензон, также участник Великой Отечественной. Михаил Абрамович на ходу с легкостью сочинял стихи, побеждал во всевозможных поэтических конкурсах. Как-то написал стихотворение «Мое родное «Ленинское знамя», которое на музыку положил Виктор Поносов. Получилась песня, которую исполнил хор областного радио.
А это фотокорреспондент Борис Владимирович Молотков, также фронтовик, настоящий профи, всегда думал над кадром. Не представляете, какой у него был богатейший фотоархив, он ведь ни одной отснятой фотопленки не выкидывал, все негативы у него были в образцовом порядке!
Кстати, совсем недавно был его день рождения – 25 апреля. В этот же день родилась и Эмма Георгиевна Гульшина, она работала корреспондентом в сельхозотделе. Красавица необыкновенная. Мужчины по ней просто с ума сходили, хотя она была уже замужем, имела двух сыновей. Я часто ловил себя на том, что на редакционных летучках, планерках рисую ее лицо. Оно так и просилось на полотно. Большие выразительные глаза, брови вразлет, тонкие изящные черты… К сожалению, жизнь Эммы трагически оборвалась в 65-м – на автомобиле она сорвалась в обрыв… Слышал, что один из ее сыновей сейчас живет и работает в Англии…
А это Николай Дмитриевич Ситников, тоже фронтовик, отличный журналист, и тоже, увы, рано ушел из жизни – трагически погиб.
Это Николай Георгиевич Крицкий, редакционный художник, также участник войны. Меня в редакцию взяли как раз тогда, когда Николай Георгиевич по семейным обстоятельствам уехал на Дальний Восток, но чуть позже он вернулся и снова работал в «ЛЗ».
Это корректор Люба Комнатная, говорят, стала прекрасным логопедом.
А это машинистка Анна Хорольская – я никогда больше не видел, чтобы кто-то так быстро печатал на машинке. Помню, как ей диктовали в номер статью – человек только слово сказал, а она уже ждет: дальше…
У нас вообще такие уникумы работали! Как-то возвращаюсь вечером в редакцию из командировки, а там – такой ажиотаж! Оказывается, наш журналист Юра Балабанов сидит в кабинете и вслепую играет в шахматы одновременно с шестью людьми. Те над досками головы ломают в других кабинетах. И что вы думаете?! Юра три партии выиграл, а три закончил вничью!
А вот это Андрей Лаврентьевич Попутько, наш редактор, бывший фронтовик. Человек, пользовавшийся непререкаемым авторитетом не только в редакционном коллективе – он был членом бюро обкома партии. Я никогда не слышал, чтобы он когда-либо на кого-то повысил голос. Когда кто-нибудь из нас в чем-то «перегибал палку», он говорил: «Ну, это ни в какие сани» или «Ну, это ни в какие ворота». И это значило: редактор возмущен… Его очень уважали, его слушали и его слышали!»
Кажется, Николай Григорьевич может часами рассказывать о «Ленинском знамени», и именно по этому, а еще по тому, как бережно он хранит фото тех, с кем работал в шестидесятые, я понимаю, как дорога ему наша газета.
– Я связь с газетой ощущаю до сих пор, – признается Кузнецов.
– А почему же ушли из редакции?
– В шестьдесят седьмом по линии «Спутника» (было в СССР такое Бюро международного молодежного туризма – от авт.) я купил путевку в Швейцарию. На это меня подбил Свирин. «Езжай, говорит, это же недорого, еще и материал по Ленинским местам для газеты сделаешь. В общем, поехал я на десять дней за границу. Многое увидел, что-то восхитило, что-то не понравилось. Но речь не об этом. Зашел я там в детский магазин за игрушкой, потому что к тому времени уже был женат и у меня рос сынишка. Зашел, и глаза разбежались от обилия товаров. Особенно потряс детский велосипед в виде маленького трактора. И я вдруг поймал себя на мысли, что всегда думаю о том, как бы я об этом написал в газете. Но как бы я вот это сделал сам? Мне вдруг захотелось что-то делать самому. Что-то реальное. И вот этот перелом привел меня в шестьдесят восьмом в конструкторское бюро завода НВА…
Так закончилась «газетная жизнь» Николая Кузнецова. Жизнь, которая подарила ему массу ярких впечатлений и воспоминаний. Жизнь, в которой он прошел настоящую школу взросления. Жизнь, в которой он, уроженец Ульяновска, чье детство прошло в Краснодаре, прикипел душой к Карачаево-Черкесии. И ей он верен до сих пор.

НА СНИМКАХ: Василий Романович ОВСЯННИКОВ; Сергей

Васильевич КОСТИН; Михаил Абрамович ВИТЕНЗОН.

Татьяна ИВАНОВА
Поделиться
в соцсетях