А вдруг случится обыкновенное чудо?

6 ноября в 06:50
81 просмотр

Интервью «СА» с внучкой писателя Евгения Шварца
Она не любит, когда ее называют внучкой Евгения Шварца: просто из скромности, но всю жизнь посвятила исследованию творчества своего деда – одного из любимых советских сказочников. Сегодня Мария Крыжановская стремится выкупить дом в Майкопе, в котором жил писатель в юности, чтобы в городе, который он называл «родиной своей души», сохранилась память о нем.
– Мария Олеговна, расскажите, что значил для Евгения Шварца этот дом? И что он значит для вас сегодня?
– Семья Шварцев приехала в Майкоп, когда маленькому Жене было 5 лет, и снимала жилье у разных хозяев, а в этом доме жили дольше всего и больше всего любили.

Интервью «СА» с внучкой писателя Евгения Шварца
Она не любит, когда ее называют внучкой Евгения Шварца: просто из скромности, но всю жизнь посвятила исследованию творчества своего деда – одного из любимых советских сказочников. Сегодня Мария Крыжановская стремится выкупить дом в Майкопе, в котором жил писатель в юности, чтобы в городе, который он называл «родиной своей души», сохранилась память о нем.
– Мария Олеговна, расскажите, что значил для Евгения Шварца этот дом? И что он значит для вас сегодня?
– Семья Шварцев приехала в Майкоп, когда маленькому Жене было 5 лет, и снимала жилье у разных хозяев, а в этом доме жили дольше всего и больше всего любили. Но семье Шварца он никогда не принадлежал, а принадлежал, как было обнаружено позднее в архивах, рабочему Капустину. Долгое время мы с мамой не знали этих подробностей, хотя позднее почерпнули эти сведения в дневниках Евгения Шварца. Эти дневники очень долгое время хранились в архиве литературы и искусства в Москве, куда их сдала вдова (вторая жена писателя) после его смерти с условием, что 20 лет они будут закрыты. Были живы люди, описываемые в дневниках, кого-то информация могла ненароком обидеть. Мама из Ленинграда ездила в Москву, чтобы читать эти записи. И в дневниках описывался дом Капустина.
И, может быть, мы бы и не нашли его точный адрес, если бы напротив не располагался дом врачей и меценатов Соловьевых, в котором жила их младшая дочь и подруга детства Евгения Львовича Варвара Васильевна. Она переписывалась с моей мамой и указала дом, в котором жил Шварц. Это первое упоминание о здании было сделано в 1960-х годах. А впервые мама побывала в Майкопе в 1976 году, когда открывали мемориальную доску в сегодняшней майкопской гимназии №5. Там до революции располагалось училище, где когда-то учился Евгений Львович.
Сама я впервые приехала сюда в 2008 году, когда устанавливали памятную доску уже на доме. Надпись гласит, что здесь «с 1906 по 1913 гг. прошли детские и юношеские годы всемирно известного писателя и драматурга Евгения Шварца». Тогдашняя хозяйка впустила меня в дом, и я увидела, где жил дедушка.
Пока моя цель – выкупить весь дом и воссоздать атмосферу того периода, когда здесь жил Евгений Львович.
Мне так понравился Майкоп, что захотелось сюда переехать, но не было возможности. Сейчас этот дом поделен пополам между двумя хозяевами, и в прошлом году мне удалось выкупить одну половину, часть которой – это позднейшая пристройка. Не знаю, удастся ли мне найти документы, чтобы узнать, что и когда пристраивалось. Уже несколько лет я обдумываю, как устрою здесь небольшой музей, кукольный театр для детей. Пока моя цель – выкупить весь дом и воссоздать атмосферу того периода, когда здесь жил Евгений Львович. Насколько я знаю, у Шварцев все было очень аскетично. Евгений Львович по-чеховски привык к очень простой обстановке. Его отец Лев Борисович, кстати, был очень похож на Чехова.
В одной комнате я хотела бы развесить афиши, программки к спектаклям по пьесам Шварца, книги, семейные фотографии, а в другом помещении создать клуб, где могли бы собираться любители театра, литературы. И если позволит мне здоровье и найдутся единомышленники (а я уверена, что такие люди найдутся), можно было бы сделать кукольный кружок, он же маленький театр, где можно было бы ставить спектакли по пьесам Шварца, ведь у него много кукольных пьес. Мне это близко: я работала когда-то в кукольном театре в должности бутафора, да и в детстве ходила в кукольный кружок, где мне очень нравилось.
– А какие-то личные вещи драматурга у вас сохранились? И существует ли его музей в Санкт-Петербурге?
– Принадлежащую когда-то Шварцу квартиру в Питере мы с мамой не могли выкупить, не было средств, а домик в Комарово, который сдавался Литературным фондом как дача, Шварцу не принадлежал. Так что у нас и дачи собственной не было. Все члены семьи, и Евгений Львович в том числе, были очень бескорыстными, они никогда не копили. Да и моя бабушка Гаянэ (первая жена Евгения Шварца. – Прим. «СА») тоже к концу жизни осталась ни с чем. Кстати, в дневнике Шварца есть один эпизод, который мне очень нравится. Во время эвакуации в Сталинабаде (нынешний Душанбе) в годы войны Шварц с женой встретил на улице цыганку с ребенком, которая просила милостыню. Евгений Львович подал ей, та поблагодарила и пожелала, чтобы он всегда дарил и никогда не просил. Шварц говорил, что если бы был дворянином и имел герб, то так бы и написал. Поэтому каких-то накоплений у семьи не было. Не было и музея-квартиры, каких много в Питере.
И я очень обрадовалась, когда в 2006 году ко мне обратились из создаваемого тогда музея литературы XX века в Питере на канале Грибоедова. Я сдала им книжный шкаф, массу фотографий, свидетельство венчания моей бабушки Гаянэ со Шварцем. Оставила себе только его портрет работы Чарушина и подаренный Николаем Акимовым (режиссер, друг Шварца. – Прим. «СА») эскиз к спектаклю «Тень». А еще ковер, который Евгений Львович покупал с женой в комиссионном магазине и описал в дневниках. Ковер был разрезан напополам, и Шварцу всегда представлялось, что тот был разрублен шашкой во время Гражданской войны. Потом он приглашал специалистов из Эрмитажа для реставрации ковра. Вот это у меня осталось из подлинных вещей. Но в целом я планирую воссоздать в музее обстановку того времени, присматриваю старинные вещи. Думаю, музей получится. Дай Бог, чтобы хватило времени и средств его восстановить. По крайней мере, я сохраню сам дом.
– Общеизвестный факт, что Евгений Шварц называл Майкоп «родиной своей души», писал, что город повлиял на него, что «все, что было потом, развивало или приглушало то, что… зародилось в майкопские годы». Вы почувствовали ту атмосферу Майкопа, которую всегда описывал Шварц?
– Наверное, почувствовала. Это потому что здесь меня встретили и окружили очень доброжелательные, заинтересованные люди. И вообще хочу сказать – люди здесь хорошие, по крайней мере, такие мне встречались. Дух того Майкопа, как мне кажется, жив, хотя город, конечно, сильно изменился. А на Шварца Майкоп очень повлиял. Здесь был своеобразный круг общения его родителей – кружок местной интеллигенции, учителя были прекрасные. И пушкинский дом с библиотекой и любительским театром – несомненно, все это повлияло на него. Теперь, когда я стала жительницей Майкопа, у меня другое отношение к городу: хочу знакомиться, обзаводиться знакомыми, друзьями.
– Почему же писатель не приезжал в Майкоп больше ни разу после того, как уехал отсюда в 1916 году?
– Мы тоже гадали – почему. Есть хорошее стихотворение Геннадия Шпаликова: «По несчастью или к счастью, Истина проста: Никогда не возвращайся В прежние места. Даже если пепелище Выглядит вполне, Не найти того, что ищем, Ни тебе, ни мне». И действительно, многое изменилось, люди другие. Шварц переписывался с Варварой Васильевной долго, но найти того, что ищешь, уже было нельзя. А может быть, просто не сложилось. 1920-е годы были очень тяжелые материально, 30-е годы – репрессии, перемены в семейной жизни. Все время безденежье. А после войны уже и здоровье стало не ахти какое. Наверное, собирался, а может, нет, он не пишет об этом. Думаю, это стечение обстоятельств.
– Все же отсюда берут истоки его прекрасные сказки. Правда ли, что «Обыкновенное чудо» было его любимым произведением? И какие сказки деда ваши самые любимые?
– Насчет «Обыкновенного чуда» не могу сказать, что сказка была любимой, но это его последнее произведение. Евгений Львович долго писал пьесу, переделывал. Я думаю, что как любимый ребенок – последний, так любимая пьеса – та, над которой сейчас работаешь. Моей любимой уже во взрослые годы была пьеса «Дракон», хотя сейчас мне больше нравится «Тень». «Обыкновенное чудо» тоже замечательная пьеса, очень мудрая и наименее политизированная из всех сказок для взрослых. Мама моя любила пьесу «Золушка», ведь она сама была в роли падчерицы в какой-то степени, хоть у нее была родная мама и она жила с ней, но иногда жила у отца с его второй женой, и, наверное, был какой-то холодок…
Что касается детских произведений, в детстве я любила «Кукольный город», «Два клена», потому что были чудные постановки в ТЮЗе. Мама моя любила «Красную Шапочку». Вот сейчас с удовольствием перечитываю «Клад», который совершенно не переиздают. Пьеса написана как раз по майкопским впечатлениям. Как-то ее не считали особо сильной – просто пьеса, но она с успехом шла в Ленинграде. Там действие происходит на Кавказе. Не знаю, понравится ли она современным читателям. Сейчас впервые специалисты и энтузиасты готовят семитомное собрание сочинений Шварца. Но будут ли готовы издатели печатать семитомник? Это же трудно продать.
– При жизни Шварца экранизаций было немного. Как он их воспринял?
– До войны вышли фильм «Первоклассница» и несколько короткометражных серий для детей «На отдыхе» про школьницу Леночку в соавторстве с Николаем Олейниковым. Эти короткометражки раскритиковали. А вот «Золушку» снимали после войны. Импровизации Фаины Раневской в роли Мачехи Шварцу не нравились, он часто обижался, что она что-то делает не так, как ему хотелось. В итоге смирился с этим и думал обреченно, что судьба ждет этот фильм такая же, как и довоенные. Но в результате оказался очень доволен тем, какой получилась сказка, каким был успех. Пленку тиражировали и рассылали по всей стране. Вдруг в Англии фильм получил какую-то премию. Для Евгения Львовича это было удивительно, он был доволен и счастлив и писал об этом в своих дневниках.
– Большинство любимых нами пьес были экранизированы уже после смерти писателя. Вы же знали его произведения почти наизусть, какими вам показались «Обыкновенное чудо» в постановках Эраста Гарина и Марка Захарова, «Тень» и другие фильмы?
– В 1964 году за разрешением постановки «Обыкновенного чуда» к маме обратились сразу два режиссера – Эраст Гарин и Надежда Кошеверова. Мама долго переживала, а потом дала Гарину разрешение на «Чудо», а Кошеверовой – на «Тень». Конечно, нам все не нравилось, потому что все было не так, как мы себе представляли. Это часто так бывает. Мне показалось, что оба фильма недостаточно динамичны, слишком иллюстративны. Это мои детские впечатления. А когда «Обыкновенное чудо» снял Захаров в 1978 году, это было совсем другое дело, мне многое понравилось, хотя не все. Почему-то Александр Абдулов для меня не был похожим на Медведя. Зато мы были в восторге от Евгении Симоновой. Помню, что дядя Валя (брат Шварца) сказал, какая она трогательная и чудесная. Нам с мамой понравился Янковский в роли Волшебника. Музыку Геннадия Гладкова мы тоже оценили. Она такая динамичная. И сегодня я хожу в театры, смотрю разные постановки пьес Шварца, очень интересные. Пьесы остаются современными, если речь в них идет о вечном.
– Почему вы не любите, когда вас называют внучкой Евгения Шварца?
– Когда я училась в начальной школе, нас всем классом повели в кино на фильм «Первоклассница» по сценарию Шварца. И я, которая пьесу знала (мама ее много раз читала), конечно, стала хвастаться, что это мой дедушка написал. На что одна родительница меня сурово отчитала: мол, не ты же написала и не твоя заслуга. И этот случай создал определенный барьер на всю жизнь. Мне до сих пор неловко говорить, что я внучка Евгения Шварца.
– И все же вы всю жизнь поддерживаете память о нем, купили этот дом…
– Конечно! А как иначе? Вы знаете, моя мама была очень похожа на своего отца. Не все это видят, но я, сравнивая послевоенные фотографии Шварца, вижу удивительное сходство. И мама была такой же доброй. Но жизнь так сложилась, что ни музеи, ни издания о Евгении Львовиче у нее особо не получились. И у меня ощущение, что я должна что-то сделать за нее.
– Каким запомнился дедушка?
– Лысым, полным, очень добрым. Меня часто спрашивают, был ли Евгений Львович Ланселотом (герой пьесы «Дракон». – Прим. «СА»). Я раньше отвечала, что нет. А теперь думаю, что был, потому что своими пьесами он боролся с тиранией, деспотией, причем на разных уровнях. Он писал, конечно, про фашизм, про Гитлера, но там были и глубокие обобщения, которые касаются и нашей истории. Выводы, которые он делает, это фраза, которую произносит Ланселот в конце: «Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них (жителей города. – Прим. «СА») придется убить дракона». Эта фраза о многом, в том числе и о том, что надо заниматься воспитательной работой, чем я и хочу заниматься в Майкопе, когда выкуплю весь дом, открою в нем музей и театр. Надеюсь, у меня хватит сил и времени это сделать. Ну а что? А вдруг случится обыкновенное чудо?

Т. ФИЛОНОВА.
Газета «Советская Адыгея».

Поделиться
в соцсетях