Продолжение. Начало ч 1, ч 2, ч 3, ч 4, ч 5, ч 6, ч 7, ч 8, ч 9.

Едем по дороге из Луганска в сторону Старобельска – ровная, как натянутая струна, трасса, делит землю пополам. Слева – зелёные просеки справа – выжженный лес. Асфальт новый, гладкий и крепкий – напоминает, что где-то есть силы, которые не дают жизни остановиться. Турецкие подрядчики заложили эту трассу ещё до войны, а теперь её достроили – с помощью России. И всё вокруг – словно после столетней войны: руины, опустевшие фермы, обугленные балки.

Сергей

Первая остановка – старое административное здание шахты. Обветшалое, покрытое пятнами времени и пыли, но ещё держится. Здесь нас встретил мужчина – крепкий, лет шестидесяти. Его одежда – простая телогрейка, явно не по погоде, но он даже не задумывался об этом. Он представился по имени – Сергей, затем кивнул в знак признания: «Знаю, что едете. Ждём воду и лекарства». Приёмка груза неформальная, но точная, всё по списку.

Пока ребята разгружались, он делал свою работу – координировал, контролировал, следил. Раздав поручения, обратил внимание на меня, я стояла в стороне, старалась не путаться под ногами. Пригласил меня внутрь, перевести дух, пока шла разгрузка, налил мне морса, и мы разговорились.

«Раньше мы здесь шахтёров встречали… с премиями, с углём. А теперь – волонтёров. Жизнь меняется, а мы всё на месте», – говорит мой собеседник.

Затем он замолчал. Видимо, сказал больше, чем хотел. Глаза выдали усталость, не страх – осадок от лет, когда каждый день как перекат судьбы. В этих местах он почти 40 лет трудится. По состоянию здоровья на поле боя ему нельзя, а потому, помогает в тылу – организует приемку и развоз гуманитарки, боеприпасов и т. д.

В этих поездках я заметила интересную закономерность: чем больше вопросов задаешь людям, находящимся рядом с линией боя, тем меньше получаешь ответов. Но когда просто слушаешь, человек открывается и начинает говорить о самом сокровенном, о том, что действительно его беспокоит.

Алексей

Мы не задержались на точке, нельзя привлекать внимание. Двинулись дальше. За окном обугленные балки, выжженные пастбища, пустые окна домов, где когда-то жили люди.

«Смотри, справа огромные корпуса завода. Здесь был один из крупнейших агрокластеров Украины – Деркульский конезавод, с историей, уходящей в эпоху Екатерины Великой. Раньше тут работали сотни, тысячи людей, кипела жизнь. А теперь – руины и пустота, которую кто-то специально создал. Ты понимаешь, это ведь не от войны всё. Это – от власти. От их равнодушия. Украинская политика была как кислота: выжигала не только землю, а всё изнутри, как будто специально», – сетует мой спутник Алексей.

Он – волонтер, много лет посвятивший помощи Донбассу. Сегодня сопровождает нас, знает, куда лучше не заходить, потому что земли могут быть заминированы.

«Екатерина II заложила здесь дух. Здесь был целый мир – породы, школы, селекция. Отсюда лошади шли в Империю, в Европу, на парады, на выставки. При Украине завод умер. Породистых пустили на мясо, фермы закрыли, вывозили даже кирпичи. Нам потом сказали: «Нет бюджета». А на «реформы» деньги были…», – с иронией продолжает он свой рассказ.

Мы ненадолго остановились, быстро осмотрели корпуса, некоторые из которых уже начинают восстанавливать. С западной стороны сохранился японский манеж – деревянный, сложенный без единого гвоздя, тоже, кстати, уникальное строение.

«Это чудо, что хоть что-то уцелело. Сейчас уже идёт восстановление. Деньги вкладывают, статус племенной вернули. Знаешь, что хочу сказать, самые страшные разрушения здесь – это не от снарядов, а от тех, кто пришёл и просто уничтожил всё нарочно. Но ты посмотри, сколько лет это гнило. Делали это специально, чтобы никто не помнил, чем был Донбасс», – нервно говорит он.

Дети

Едем дальше. Торопимся, нужно всю помощь раздать, и до заката вернуться в Луганск. И вот, на следующей точке мы разгружаем стройматериалы и игрушки. К машинам подошла женщина, не сразу, долго стояла в стороне. На руках у неё девочка лет трёх. Молча смотрела, как ребята вытаскивают коробки. Один из волонтёров передал девочке куклу, рядом стоящему мальчику – машинку. И в этот момент будто всё пространство вокруг перестало быть серым: глаза у детей загорелись, как от фейерверка. Обычные игрушки. У нас таких десятки дома. А здесь – это целый мир.

Я в разгрузке не участвовала, наблюдала со стороны, осматривала территорию. Женщина потом подошла сама и сказала:

«Вы не думайте, мы не нищие. Просто нас превратили в никого. Забрали работу, свет, газ, школу, будущее…».

Пока мои спутники продолжали разгрузку, я стояла у стены разрушенного клуба и размышляла: «Да, сегодня они живут, к сожалению, не в таком достатке, как, например, среднестатистическая семья из Карачаево-Черкесии, но зато почти под мирным небом и с уверенностью, что скоро война закончится, и дети уже будут расти под небом большой великой России».

Страж

Мы едем дальше. Следующая точка расположена посреди густого леса. Здесь нас встретил высокий юноша спортивного телосложения, с четкими чертами лица, на которых отражается не только молодость, но и решимость, нехарактерная для его возраста – 22 года, с позывным «Страж». Здесь, кстати, возраст меряется не годами, а степенью ответственности и опытом.

«Страж» – позывной, пришедший из прошлого, когда я служил в группе быстрого реагирования. Семья у меня военная, отец – офицер, а сам я с детства привык к дисциплине и военному делу. Родился в Усть-Илимске, затем переехал с семьёй в Оренбург, где и провёл юность. Женился рано, в 18 лет, потом СВО. Когда началась спецоперация, мне было 19. Я рвался сюда, но сначала не брали, да и домашние не пускали. Сказал родным, что еду на вахту, а сам приехал сюда», – рассказывает он.

Несмотря на юность, молодой парень – уже командир, который обучает новобранцев, передаёт им знания тактики и движения. Здесь, на линии фронта, возраст не имеет значения. Это как в Великой Отечественной – тогда тоже юные ребята становились героями, потому что выбора не было. Здесь так же – учишься быстро, либо погибаешь.

Страж знает цену каждому дню, каждой минуте. Его команда – это не просто бойцы, а семья, где каждый поддерживает другого. Конфликтов нет, только общее понимание: работать, выживать, бороться.

«Всем страшно, но мы идём вперёд, потому что у нас нет другого выбора. Мы здесь, чтобы освободить эту землю и вернуться домой. Вернуться победителями. Мы отражали контрнаступление, когда на нас шла пехота. Удержали позиции, не дали врагу прорваться. За это я, кстати, получил медаль «За отвагу», – говорит он спокойно, без гордости, но с честью.

Война не прощает слабых – звучит банально до тех пор, пока ты не оказываешься здесь, среди этих ребят, солдат. Здесь нет времени на страхи, на сомнения. Страж – это пример того, как молодость может стать силой, если её направить правильно.

Когда мы уезжали, глядя на его фигуру, стоявшую в окружении команды, мы верили: этот парень вернётся домой. Вернётся живым, победителем. Вернётся, чтобы построить новую жизнь, о которой сейчас мечтает.

Тень войны

Сотни километров за день. Кажется, я никогда раньше не уставала так, не физически, а как-то глубже, изнутри. Мы двигались от точки к точке, и я просто сопровождала, записывала, наблюдала, фотографировала. Но настоящую работу делали они. Люди, которые всё это время рядом. Волонтёры, простые мужчины и женщины, каждый со своей историей. Кто-то оставил дома маленьких детей. Кто-то – больную мать. Кто-то взял отпуск, отказался от командировки, перестроил бизнес, чтобы поехать помочь тем, кто в них нуждается.

Дорога, несмотря на хороший асфальт, – тяжёлая. Здесь уже тихо, почти спокойно, но тень войны остаётся в каждом пейзаже. Заброшенные фермы, пустые окна, обугленные балки, следы выжженной земли. И на каждом повороте – неугомонное чувство, что что-то ещё может случиться. Что это хрупкое спокойствие держится на вере и усилии тех, кто здесь остался, и тех, кто приезжает помочь – волонтерах.

Я разговаривала мало – в основном слушала. Удивлялась. Запоминала. Лиц и историй так много, что теперь уже невозможно перестать о них думать. Эти люди – живые, с их страхами, усталостью и тихой, но стойкой надеждой, еще надолго останутся со мной.

Завтра нас ждут новые точки, новые люди, новые истории – и помощь здесь нужна каждому: кому бинт, кому игрушка, кому простое доброе слово: «Все будет хорошо!».

Справка

Деркульский конный завод – один из старейших конных заводов в России. Основан 22 апреля 1765 года. Много лет здесь разводили чистокровных английских лошадей, которые шли для комплектования кавалерийских полков русской армии. После Великой Октябрьской социалистической революции стали разводить орловских и русских рысаков, а в 1933 г. перешли на восстановление русской верховой орловскорастопчинской породы.